Киммерийский аркан
Шрифт:
– Мы здесь лишь затем, чтобы помочь нашему возлюбленному сыну вникнуть в государственные дела.
– отвечал Каррас.
Все же несколько судебных решений он принял сам. Каррас не знаком был со сложным и цветистым правом Афгулистана, опиравшимся в равной степени на традиции, изыски ученых мужей и религиозные поучения. Он судил по краткому и суровому Степному Укладу, оставленному ему отцом, а там, где не находил опоры в поучениях отца, творил свою волю.
Но решения его были взвешены и справедливы. Это удивило аваханов, не ждавших от неграмотного степного
Обращаясь к Кериму, его называли эмиром, но, кланяясь Каррасу, аваханы очень быстро стали использовать слова "великий правитель", не уточняя, правителем чего является этот скуластый степняк.
Каррасу же оставалось только удивляться, как много людей сохранили и жизнь и даже состояние во время разгула воинов. Наверное, они посулили что-то командирам отрядов, спрятались за каменными стенами, откупились выпивкой и малой частью своих сокровищ.
А еще все эти богатые люди поразительно легко признали законной власть нового эмира и покровительство Карраса.
У свергнутого и погибшего Бузахура не нашлось ни одного искреннего сторонника, все как будто бы только боялись вендийских меченосцев, а сейчас радовались воцарению законного наследника престола.
Вовремя предать - значит предвидеть.
Каррас не строил иллюзий насчет характера своей власти.
Скоро творить суд и расправу ему надоело, но он заставил себя высидеть до самого обеда, хотя и ворчал на затекшую спину и пересохшую глотку.
Смочить глотку помогало все то же разбавленное вино, но могучий варвар как будто совсем не хмелел.
Наконец, Каррас поднялся и громогласно объявил, что прием окончен. Он вскочил на коня и покинул город с небольшой стражей. За ним следом поехал и Керим.
На берегу реки Каррас приказал разбить лагерь.
Воины развели костер, зачерпнули воды из реки, поставили на огонь котлы. Каррас, фыркая, умылся речной водой, смывая пыль и усталость. Пока баранина в котле тушилась, он успел выпить немало сбродившего молока, попробовать хлебные лепешки.
Набросившись, наконец, на мясо, Каррас сказал.
– Наша ставка отныне будет здесь. В городе душит сам воздух. Может быть, мы будем приезжать во дворец, чтобы помогать Кериму править.
Керим молчал, вгрызаясь в баранину. Каррас ударил его ладонью по плечу.
– От городского воздуха удушье, от городского вина изжога. Я степняк, всегда был им, и всегда останусь. Так я и буду править - из своей кочевой ставки. Государь, привязанный ко дворцам, не знает, что происходит в дальних пределах. Я же буду кочевать по своим новым владениям так же, как кочевал по прежним. Следить за тем, чтобы нигде не нарушались мои законы. Да, так будет.
Керим осмелился подать голос.
– И как долго вы еще пребудете в землях аваханов, отец?
– Так долго, как захочу.
– хмыкнул Каррас.
– Думаю, что твои подданные еще недостаточно привыкли к моей руке.
Керим посмотрел на бурую от загара широкую ладонь Карраса. На руку, которая отняла жизнь его настоящего отца - эмира Сарбуланда. На руку, которая склоняла одну за другой головы гордых степных правителей, а теперь добралась и до народов, живущих с пашен, а не с пастбищ.
Керим подумал, что Каррас уже немолод, но он выглядел таким крепким, будто вырезанным из мореного дуба, и вполне может прожить еще лет двадцать. Сколько тронов он сможет поставить в тень своего помоста за эти двадцать лет?
– Хочешь, я расскажу тебе сказку, Керим?
– вдруг спросил Каррас.
– Да, я рад буду услышать ее, отец.
– кратко поклонился Керим, догадываясь, что Каррас не будет рассказывать веселые побасенки о говорящих лисах и зайцах, а скорее всего поведает некую аллегорию.
– Это было давно, когда наши предки кочевали на землях по другую сторону моря Вилайет. Там тоже есть степи. В стране Шем еще сохранились города, много больше и богаче Гхора. Однажды молодой киммерийский воин приехал в один из таких городов. Там он встретил женщину, красивее которой не видел в жизни. Он воспылал к ней страстью, и она ответила ему тем же. Они поженились и стали жить в том городе. Женщина была из богатой семьи, а киммериец стал торговать лошадьми и очень скоро сделался большим человеком. У них родились и стали подрастать дети.
– Как будто благополучная история.
– сказал Керим. Неужели сказка Карраса сведется к морали о том, что люди различной веры и жизненного уклада смогут жить в мире?
– Да, сначала благополучная. Но однажды в далекой степи вспыхнула большая война. Клан, к которому принадлежал наш киммериец, стал созывать всех своих воинов. И тогда старейшины вспомнили о мужчине, что сделался лошадиным барышником в городе. Они послали к нему родного брата, чтобы он позвал разбогатевшего и забывшего битвы воина на войну. Они думали, что брат рассказами о радостях битвы разбудит задремавшее мужество человека. Но барышник отказал брату. Тогда старейшины послали к нему старика. Они думали, что старик, взывая к памяти предков и представлениям о чести, сумеет пробудить воинский дух богача. Но он остался глух к словам старика. Тогда старейшины послали к нему маленького мальчика. Мальчик ничего не сказал, он не знал красивых и пылких слов. Он только протянул богачу пучок голубой полыни. Тот понюхал траву, и вспомнил о том, кем был прежде. Не сказав ничего ни жене, ни детям, собрался он дорогу и вернулся в родные кочевья.
– Красивая и печальная история.
– сказал Керим.
– Да, можно сказать и так. Но ты понял, в чем ее урок?
– Да, повелитель. Я запомню эту сказку.
Керим действительно догадался, о чем говорила эта легенда, такая обыкновенная среди кочевников. Менялись только названия степного племени и города, а суть всегда оставалась одна и та же. Запах полыни дороже благоуханных фонтанов. Зов крови важнее выбора, который делается разумом.
Каррас иносказательно поведал о том, что есть вещи и люди, которые не меняются. Степной варвар всегда останется степным варваром.