Киндер-сюрприз для декана
Шрифт:
С непроницаемым видом я отрываюсь от Ройха. Нарочито не торопливо дохожу до шкафа, чтобы взять из него джинсовку – видно же, что сегодня ветрено.
– Пойдем, Юлий Владимирович, – окликаю не без иронии, уже сняв с ключницы свой комплект ключей, – ты и вправду что-то у меня подзадержался.
В темных его глазах что-то вздрагивает. Будто он и вправду поверил, что я решила откатить все назад, к исходной, “до вчера”, до того как моя одержимость взяла свое…
Но даже с учетом
– Ты можешь сомневаться сколько захочешь, Котенок, – замечает Юл, осторожно касаясь моей руки своим мизинцем, – я буду рядом до тех пор, пока ты не поверишь, что я всерьез.
Кривлю губы в скептичной улыбке из чистой вредности, потому что роль требует, чтобы её доиграли до конца. Скрещиваю руки на груди, просто для того чтобы не рассмеяться. А как хочется – кто бы знал…
Когда оказываюсь на улице – первым делом нахожу глазами Каролинку. Это на самом деле просто, она всегда заливается смехом звонче всех на площадке. Как сейчас вот, когда взлетают к небу её отважные пяточки в белых сандаликах.
Они заняли с Антоном вместе одну качель. И пока Кара бессовестно халтурит и болтает в воздухе ножками, Антон отрывается по полной, и стоя за спиной Карамельки, раскачивает качель за двоих.
На самом деле я боялась…
Про Марка болтали разное, и про то что он не чурается грязной игры – тоже.
И я отчаянно боялась, что выйду на площадку и здесь не будет никого, совсем никого. Ни Антона, ни Кары, ни даже мамы, потому что ну какой вообще отпор может оказать пожилая женщина бугаю с бандитской рожей?
Но нет, все они тут, смеются, качаются, мама книжку читает.
Видимо и правда, Марк уходил в хорошем настроении и не стал никого трогать.
Мне светлеет. Судя по тому, с какой силой сжимаются пальцы Ройха на моем запястье – наши опасения с ним вполне совпадали.
Я покашливаю намекающе и оккупация моей руки прекращается так же резко, как и началась. На физиономии Юла не проницаемое выражение в духе “свидетелей у вас нет, вы ничего не докажете”. И так он прекрасен в этой своей бескрайней наглости, я едва справляюсь с тем чтобы не заржать и не испортить всю линию моей игры.
Еще пару минут нужно побыть холодной леди, а потом…
– Мамочка! – при виде меня Кара радостно всплескивает ладошками. Будто и не прошло всего полчаса с момента начала их прогулки, тянет руки ко мне. Антон без дополнительных просьб перестает раскачивать качель, а потом и вовсе плюхается на сиденье, чтобы ускорить торможение.
– И не только мамочка, между прочим, – улыбаюсь я Каре, и подставляю ей шею, чтобы вынуть её из качели, – ну-ка,
– Дядя Юл! – Кара плохо выговаривает букву “л”, и получается у неё потешное “Юй”.
Ройх вроде не подходит в плотную, в паре шагов стоит, прячась за своей непроницаемостью как за спиной. Что ж, ладно, мне не сложно преодолеть эти пару шагов. Встать к нему настолько близко, что у Каролинки получается залепить ему ладошкой его возмутительно гордый нос.
– Да, малышка, это дядя Юл, – говорю я дочери, но смотрю на Ройха в упор, – но вообще-то ты можешь называть его папой!
Господи, как он меняется в лице!
Шалость определенно удалась.
– Папа? – Карамелька пробует это слово на вкус, снова и снова теребит Юла за нос и щеки, будто пытаясь понять, каков этот папа на ощупь. Для нее это ново, она даже в садик не ходит, чтобы понимать разницу между словом "папа" и словом "дядя". Но эмоциональный окрас она понимает прекрасно.
– Да, солнышко, твой папа, – голос Юла звучит сипло – кто-то совершенно точно переволновался. Я улыбаюсь почти триумфально, и почти не возражаю, когда мужская ладонь опускается на мою талию и тянет нас обеих с Карамелькой в большой крепкий семейный захват. Только вот…
– Антон, – я так резко разворачиваюсь, что аж что-то резко щелкает в шее. Нахожу его, такого нахохлившегося, отстраненного воробьенка на качелях, обнимающим колено.
Смотрит на нас с вызовом, с легким отвращением, и хорошо спрятанной обидой. Маленький ежонок, уже все для себя порешавший…
– Иди к нам, – зову умоляюще, до того как это сделает Юл. Потому что Юл – отец, он уже доказывал этому мальчику свое отношение, а с ним у нас – чистый лист и с этим надо что-то делать.
– Очень вы мне нужны, – беззвучно сжимаются мальчишеские губы. Он уверен, что не впишется, не будет родным в семье. Это видно так отчетливо, что у меня кровью обливается сердце. Господи, как же рано он лишился мамы. Не должны дети через такое проходить. Никакие не должны, даже маленькие монстры, а этот хрупкий василек – тем более.
– Ну, давай же, – прошу еще теплее, протягивая к нему руку. Загадываю про себя, что если Антон останется на качелях – не получится у меня с Ройхом ничего. Не смогу я отнимать папу у этого парнишки. Это слишком жестоко.
Сидит, не двигается, смотрит на меня как на опасную змею – вдруг укушу, как только подойдет…
– Тоша, обнимашки! – радостно зовет Кара и тянет к мальчику руки.
И что-то в тонком мальчишеском лице вздрагивает. Он вздыхает. Спрыгивает с качелей. И шагает к нам…