Кингсблад, потомок королей
Шрифт:
— Как красиво! — ликовала она. — Милый мой, дорогой, вот уже семнадцать минут, как наступило рождество, и ты дома, а не на войне, целый и невредимый, и все нас любят, и мы будем счастливы всю жизнь.
Они молча прижались друг к другу.
Наутро, в первый день рождества, они еще до завтрака спустились в гостиную разбирать подарки — красивая, спокойная, дружная пара, оба в фланелевых халатах с красными кушаками; и Бидди, сияющая кубышка в белом с голубым халатике, и Шерли, смуглая эскимоска, и Принц, который лаял и вертелся волчком от восторга, вместе с ними принялись ворошить груду пакетов под елкой. Вестл осталась очень довольна
Главою семьи был отец Нийла, доктор Кеннет М.Кингсблад, заслуживший всеобщее уважение в городе отличным качеством своих зубопротезных работ, своими чтениями из библии (для взрослых) при баптистской церкви, меткой стрельбой по тарелочкам и головоломками, которые он искусно выпиливал лобзиком из фанеры. Он был рыжеватый блондин, высокий, худой, добрый и нерешительный.
Мать Нийла, Фэйт, маленькая, хрупкая, темноволосая женщина, производила всегда такое впечатление, будто она побаивается жизни, будто недоумевает, неужели эти четверо рослых здоровых людей в самом деле ее дети. Но темные ее глаза горели таким же огнем, как у ее матери, Жюли Саксинар, разбитной, пикантной француженки, которой только бубна да красного платка не хватало для полного сходства с цыганкой. Глаза Фэйт словно жили своей жизнью, отдельно от этого тихого неопределенного существа, которое никогда не откликалось на то, что творится кругом.
Следующим по старшинству шел брат Роберт, коммерческий директор Хлеба Витавим, со своей женой Элис и тремя детьми, из которых меньшая, Руби, была подружкой Бидди. Но Элис была не только женой Роберта Кингсблада. Она приходилась родной сестрой Харолду В.Уиттику, чемпиону-тяжеловесу рекламной поэзии.
За ними следовали сестра Нийла, Китти Сэйворд и ее Чарльз. А самым младшим представителем этого поколения Кингсбладов являлась Джоан, которая еще жила в родительском доме. Джоан была десятью годами моложе Нийла, довольно хорошенькая, довольно умная, довольно неинтересная. Она думала, что хочет уехать в Чикаго изучать искусство моделирования одежды, но в то же время знала, что хочет остаться здесь и выйти замуж, предпочтительно за своего жениха, приятного молодого человека, в данное время лейтенанта военного флота.
Итак, все племя было в сборе — девять взрослых и шестеро детей, не считая Шерли и Принца, — и хотя разговор шел о России, а также о химиотерапии, в доме царила атмосфера фермерской кухни не столь уже далеких предков. Младшие женщины хлопотали у плиты и накрывали на стол (почетное место было предоставлено хрустальной вазе с крюшоном), Нийл заботливо угощал мужчин коктейлями, а у камина в глубоком синем кресле восседала Фэйт Кингсблад и неопределенно улыбалась всем.
Доктор Кеннет занял хозяйское место во главе стола, за которым разместились все пятнадцать человек. (Пришлось подставить два ломберных столика, но под накрахмаленной скатертью это было незаметно.) Он любовно оглядел два ряда здоровых, цветущих людей, радуясь тому, какие они все красивые и веселые. Потом он склонил голову и высоким задушевным голосом прочитал молитву:
— Отец наш небесный, в эти полные
Нийлу вспомнилось прошлогоднее рождество в госпитальной палате. Взгляд его скользнул по всем этим дорогим лицам, задержался на морщинистом лице отца, и у него вдруг перехватило дыхание.
— Ух ты, целых две индейки! — с уважением прошептала Руби.
После обеда дети, собаки и тетушки разбрелись по комнатам спать. Под вечер дом почтили своим посещением отец Вестл, Мортон Бихаус, и его брат Оливер. Они принесли подарки, ненужные вещицы из кожи и из пластмассы под слоновую кость. Доктору Кеннету приятно было видеть, как его сын просто и непринужденно держит себя с легендарными Бихаусами.
«Молодец мальчик, — радовался доктор Кеннет. — Он далеко пойдет. Пожалуй, пора посвятить его в Тайну».
Во время мирного семейного ужина и потом, когда играли в джин-рамми и шарады, он не спускал глаз с младшего сына и, наконец, улучив минуту, ласково сказал ему:
— Молодой человек, вы, видимо, очень хорошо чувствуете себя, развлекаясь в семейном кругу, но все же позвольте старику отцу увести вас в кабинет, поговорить о жизни.
Доктору Кеннету свойственно было иногда увлекаться неожиданными фантазиями, и потому Нийл поднимался за ним по лестнице с легким чувством недоуменного беспокойства.
8
Доктор Кеннет М.Кингсблад («М» была первая буква фамилии его матери, шотландки Дженни Маккейл) свой жизненный путь протрусил мелкой благодушной рысцой. Он гордился тем, что однажды ехал в поезде вместе с бывшим президентом Гербертом Гувером, и тем, что завел у себя в кабинете новый рентгеновский аппарат, а каждый из его четверых детей был для него все равно, что золотая пломба. Он быстро утомлялся, чересчур быстро для своих шестидесяти лет, и в сердце у него бывали перебои, и он думал, что, пожалуй, в будущем году надо бы им с мамашей уехать во Флориду на март месяц, когда в Миннесоте начнутся метели.
Его радовала мысль, что Нийл, баловень судьбы, станет финансистом и муниципальным деятелем и осуществит великие реформы — постройку новых школьных зданий, сооружение запасного водохранилища, все то, что сам доктор Кеннет мечтал совершить, но не мог, так как зубоврачебная практика, сад и головоломки не оставляли ему для этого времени.
Когда они уселись в «кабинете» Нийла, коленями касаясь друг друга, и закурили высшего качества сигары, уместные лишь в рождественские дни или на обеде в честь губернатора, доктор Кеннет, пуская клубы дыма, начал:
— Чудно, что тебе пришло в голову назвать свою собаку Принцем, мой мальчик; ведь у нашей семьи есть особые основания интересоваться принцами.
— Это почему же, папа?
— Видишь ли, может быть, это все глупости. Я привык про себя называть это Тайной — тебе, наверно, кажется, что я говорю загадками, но, понимаешь, я сам в это не очень верю, и из всей семьи я только тебе одному решился рассказать, потому что ты один — человек с воображением и не станешь смеяться надо мной. Но все-таки есть один шанс на десять тысяч, что вся история может оказаться правдой, а если так, то, пожалуй, Бихаусам придется гордиться родством с Кингсбладами, а не наоборот.