Кингсблад, потомок королей
Шрифт:
Ксавье Пик был всего лишь призрак, рожденный фантазией призрака, а Аш Дэвис — какой-то работник какой-то лаборатории.
Капитан Кингсблад небрежно спросил майора Олдвика:
— Ты видел цветные части в бою? Мне не случалось.
— А как же! В нашей бригаде была одна черная танковая часть — черт знает что такое, — угрюмые, недисциплинированные, нам всегда приходилось подталкивать их вперед во время атаки. Там был один цветной сержант — ну самый настоящий большевик. Нет чтобы обращаться по инстанциям, вечно лез прямо к генералу, через какого-нибудь негодяя-ординарца, — ставил под угрозу моральное состояние всей бригады
Внезапно Нийлу стало ясно, что все это ложь; черные солдаты не были такими; а смутьян сержант, которого Род с удовольствием бы укокошил — «это мог быть я!» — подумал Нийл.
Прощался он с Родом подчеркнуто вежливо.
17
Раз он не хочет верить, что среди людей его расы много таких, какими их рисует Род Олдвик, значит, нужно посмотреть, что же это за люди. Где можно понаблюдать их без помехи? В кино? В церкви?
Наверно, в Гранд-Рипаблик есть негритянская церковь, раз цветное население города составляет уже несколько тысяч; наверно, есть негры, которые ходят в церковь, как вы думаете? (Его мать ведь ходит!)
Усевшись почистить туфли в подъезде отеля «Пайнленд», он ласковей, чем обычно, взглянул с высоты кресла на старого Уоша, чистильщика, крохотного, на редкость незлобивого старичка, которого звали вовсе не Уош, а Джордж Грэй и который приходился дедушкой Белфриде Грэй. Это был единственный негр, пользовавшийся благосклонностью Рэнди Спрюса, так как он «знал свое место и никогда не забывал снимать шапку перед белыми джентльменами».
Было в Уоше что-то жалкое, в его сгорбленной, паучьей фигурке, в цвете его кожи, скорей серой, чем черной. Он поднял глаза на Нийла и из древних запыленных воспоминаний выволок какую-то нехорошую историю о Белфриде. Тоненьким голоском он запищал:
— Правильно сделали, капитан, что турнули Белфриду из своего дома. Это самая настоящая девка, сэр. Я с ней ничего поделать не могу. — Он хихикнул. — Путается со всеми распоследними ниггерами в городе. Много они о себе понимают, эти молодые ниггеры, здесь, на Севере, и ничего с ними не поделаешь, да, сэр, ничего!
Нийл сказал с великодушием молодого принца:
— Ну, не такая уж она скверная, Белфрида. Просто годы молодые. Скажите, Уош… хм… где тут у нас в городе негритянская церковь?
Уош оцепенел. Он с трудом поднял голову, в его мутных глазах появилось тревожное, испытующее выражение, и совсем другим голосом, без нарочито «негритянского» акцента, он спросил:
— А вам зачем это знать?
— Я бы хотел побывать там.
— Мы не любим, когда белые приходят смеяться над нами туда, где мы молимся богу.
— Честное слово, Уош, мне и в голову не приходило смеяться.
— А зачем же еще такому человеку, как вы, ходить к нам?
— Мне просто захотелось ближе познакомиться с жизнью негритянских кварталов.
— Мы не любим, когда к нам ходят толпы любопытных.
— Я приду один и думаю, что сумею никого не оскорбить.
Нийл сам не замечал, как смиренно он обращается к этому почтенному старейшине своего племени. Уош проворчал неохотно:
— Ну что ж, мистер, церквей у нас пять или шесть, но я вам советую пойти в баптистскую,
Нийл смутно помнил, что Черный Город в Гранд-Рипаблик носит название «Файв Пойнтс» и что Майо-стрит — его главная улица. Второй Национальный Банк вел там дела по закладным, и ему несколько раз приходилось туда ездить, но он ничего там не увидел. О «преподобном Брустере» он слышал впервые в жизни, и когда Уош снова принялся за его туфли. Нийл с шутливой непринужденностью белого человека произнес:
— Что за фамилия — Брустер, скорей подходит для янки, чем для чернокожего проповедника.
— А он и есть янки.
— А-а!
— Он — как это называется — доктор философии.
Нийл невольно улыбнулся: как у этого негра все спуталось в голове!
— Вы хотите сказать: доктор богословия?
Но Уош настаивал, и в его смиренной реплике снова послышался легкий призвук деланного южного акцента:
— Нет, сэр! Он эту самую степень доктора философии получил в Гарлеме, от Колумбийского университета.
— Доктор Брустер, доктор Дэвис. Что, на Майо-стрит у всех есть ученые степени?
— Нет, сэр, кое-кто из нас слишком рано родился для этого.
Белый человек в капитане Кингсбладе насторожился: «Да этот старый хрен, кажется, смеется надо мной!»
Он солгал Вестл.
В это воскресное июньское утро он сказал ей, что едет в Саут-энд, на завтрак Ассоциации Ветеранов Войны. Он вспомнил небылицы, которые плел в Миннесотском Историческом обществе, и подумал, что становится искушенным лжецом.
Он доехал до Файв Пойнтс в автобусе, дальше пошел пешком. Майо-стрит ничем не отличалась от любой торговой улицы мещанской окраины, тот же затрапезный вид, те же крикливые фасады деревянных магазинов с грубо намалеванными вывесками. В квартале между Денвер— и Омаха-авеню были две аптеки, совсем похожие на привычные глазу сокровищницы Сильван-парка, с такой же выставкой бутылок минеральных вод, молитвенников, аспирина, резиновых душей и неизбежного «Знамени фронтира». Кооперативная Продуктовая Лавка, бакалейный магазин «Старая Англия», магазин электрооборудования с реставрированными радиоприемниками на витрине — все напоминало ему англосаксонский город Гранд-Рипаблик; напоминала его и Мясоторговля Люстгартена — старенький жилой дом, где первый этаж был наспех перелицован под торговое помещение, а во втором сушилось на веревках хозяйское белье. Но вся эта знакомая сутолока сразу стала Нийлу чужой, как только он осознал, что в многолюдной толпе на тротуарах не видно ни одного белого лица.
У запертых дверей, под табличкой «Ночлег 75 центов» стояли кучками здоровенные негры-рабочие, смотревшие на него недружелюбно, как на непрошеного гостя, — чем он, в сущности, и был; говорили они больше на диалекте Крайнего Юга, которого он не мог понять. Дальше навстречу попался молодой парень в ультрамодном костюме: желтая спортивная куртка, яркие брюки, остроносые ботинки и черная шляпа с широкими полями. Еще дальше шли по мостовой двое пьяных, обнявшись и распевая громкими голосами, а там появилась, наконец, и классическая «чернокожая нянюшка» с пухлым шоколадным лицом, осклабившимся из-под желтой с красным косынки.