Кингсблад, потомок королей

Льюис Синклер

Впрочем, нет, это неправда! (Господи! Сколько я сегодня говорю, — это потому, что по вечерам я почти всегда сижу дома.) Я не благодушный бизнесмен, отнюдь нет, но и не пламенный борец за дело негров.

Мне хотелось бы жить в башне из слоновой кости, играть Баха, читать Йитса и Мелвила, заниматься историей химии и алхимии, а не корпеть на лабораторной работе. Белые ученые не принимают меня в свою среду, поэтому я стараюсь увлечься расовой борьбой. Но это роль, а я плохой актер.

Я очень ценю людей, с которыми сегодня провел вечер, но, на мой взгляд, Клем слишком криклив, Софи слишком подражает белым

«деятельницам», а Джон и Мэри, которых я от души люблю, слишком ограниченны. Для меня приятно провести вечер — значило бы молча посидеть у камина с томиком Джорджа Мура. Да, да, мне очень нелегко кричать о наших «правах», хоть я и отлично знаю, что это действительно наши права.

Вероятно, я говорю все это для того, чтобы внушить вам, что мы и наша пропаганда не так просты, как кажемся. Да и вы тоже!

Вероятно, у вас есть особые причины интересоваться нашим народом. Во всяком случае, на филантропа-любителя вы не похожи. В чем ваш секрет?

«Вот кто действительно мог бы мне многое разъяснить, кто мог бы стать мне другом. Я вовсе не хочу болтать об этом направо и налево, но…»

— Дело в том, Аш, что во мне, видимо, есть негритянская кровь, от каких-то далеких предков.

Аш не выразил ни сочувствия, ни удивления, но ограничился спокойным:

— Вот как. Что же, этим, пожалуй, можно гордиться. Пожалуй, теперь вам больше смысла воевать, чем было на фронте.

— Но мне страшно, что об этом узнают, и притом люди, чье мнение я в грош не ставлю.

— Если вам понадобится помощь, мистер Кингсблад, во всяком случае, если захочется поговорить, приходите сюда, я буду рад.

— Непременно приду. До свиданья, Аш.

Доктор Дэвис сделал заметную паузу, прежде чем выговорил:

— До свиданья… Нийл.

Он шагал домой — еще молодой мужчина, приятной, хоть и заурядной наружности — по улицам, населенным мелкими служащими и заводскими мастерами, узким, как темные проходы между ящиками на огромном складе, и в душе его было больше надежды, чем страха. Он по-прежнему с тревогой думал о своем негритянском будущем, но теперь ничто в этом будущем не отталкивало его; он перешагнул за черту, на ту сторону, где стояли Аш и Софи, Райан и Клем.

Когда он, стараясь не шуметь, вошел в спальню, Вестл проснулась на минутку, ласково поддразнила его: «Видно, встреча ветеранов прошла удачно», — и опять заснула.

Он был поражен: казалось бы, жена, такой близкий ему человек, должна была сразу почувствовать, что этот вечер — самый значительный в его жизни. А Софи поняла бы это?

Вестл и Нийл собирались провести двухнедельный отпуск Нийла на даче, на северном побережье Верхнего озера. Перед их отъездом главный бухгалтер Второго Национального мистер С.Эшиел Денвер пригласил их пообедать в отель «Пайнленд» в ознаменование славной и прибыльной деятельности Консультации для ветеранов. В палевом свете стенных ламп в виде роз, укрепленных на помпейских фресках «Фьезоле», сенатороподобный Дрексель Гриншо, с высоким темно-коричневым лбом и белыми усами щеточкой, провел их к столику, сверкавшему серебром и розами.

Закусывая сардинками, в изнеможении раскинувшимися на холодных гренках, Вестл залюбовалась степенно удаляющейся фигурой мистера Гриншо:

— Просто классический негр из

старинных романов! Он, наверно, любит играть в кости и есть свиные отбивные и арбузы.

Мистер Денвер согласился:

— Да, хороший старик. Никогда не дерзит, не фамильярничает с белыми. Знает свое место, делает, что велят, и говорит «спасибо», и не пытается вам внушить, будто он владелец отеля, не то что многие нахальные ниггеры помоложе.

Но миссис Денвер не считала возможным безоговорочно разрешить Дрекселю жить на белом свете:

— По-моему, он бывает чересчур развязен. Я считаю, что в наше время, когда нравственные устои так расшатаны, необходима особенная строгость, и не могу сказать, чтобы мне очень нравилось, когда цветной лакей ведет себя так, словно он член семьи. Не понимаю, почему они вообще держат черную прислугу в отеле, который хочет слыть первоклассным, гораздо лучше было бы нанять хороших официанток — только американок, а не каких-нибудь толстых шведок.

— Ну, что вы, по-моему, эти лакеи ничего, только меня всегда злит, что я не в состоянии отличить их друг от друга, — сказала либеральная Вестл, глядя на трех скользящих по залу лакеев, из которых один был приземистый и черный, другой — худощавый, с кожей кофейного цвета, а третий — очень высокий, очень светлый и в очках. — А ты, Нийл?

— Нет, по-моему, они все разные.

Миссис Денвер проскрипела (в ее голосе всегда был призвук корсета):

— Хорошо, Нийл, пусть вы можете их различить, но неужели вам нравится это ворчливый старик метрдотель?

— Нравится. По-моему, он очень достойный старый джентльмен.

— Джентльмен? Вот оригинальное определение для негра!

После обеда они поехали к Денверам, обитавшим неподалеку от Нийла, и туда явились еще гости: Седрик Стаубермейер, Дон и Роза Пенлосс — исколесивший весь свет торговец красками, обоями, линолеумом и прочими произведениями искусства — с женой. Разговор велся самый светский, но в сугубо интеллектуальном плане, и Нийл имел полную возможность сравнить культурный диапазон богатого белого человека с узким кругозором негров, чьи высказывания он слышал за три дня до того в доме цветного дворника.

— Ну, кажется, последние дни стало теплее.

— Да, но в июне было страшно холодно.

— Разве? А мне показалось, что не холоднее, чем всегда в это время. Может быть, чуть-чуть.

— Да? А мне, представьте, показалось, что холоднее.

И тому подобные блестки, рассыпаемые изящно и без усилий.

Однако миссис Седрик Стаубермейер была дамой более просвещенной, можно даже сказать — просветительницей.

— Ах, мне просто не верится, что уже десять лет прошло, как мы были в Риме; кажется, будто это было только вчера. Мы повидали в Вечном Городе решительно все — и руины, действительно очень древние, и Ватикан, и аэродром, и владелицу английского кафе — она была англичанка, и она сказала, ах, вы ничуть не похожи на иностранцев, и для нас было очень удобно, что мы жили не в отеле, а в пансионе, где мы могли встречаться с настоящими итальянцами, мы их встретили несколько человек, и они нам все объяснили, а еще там был такой интересный француз — ах, он замечательно говорил по-английски, не хуже нас с Седриком, и — подумайте только! — он нам рассказал, что его двоюродный брат живет здесь у нас, в Гранд-Рипаблик!