Кингсблад, потомок королей
Шрифт:
И, как обычно, все дружно захохотали над печальной судьбой Фила Уиндека, и сам он громче всех. Лучше уж смеяться над Неблагодарной Республикой, чем унывать и лить слезы. Один только Нийл не скрывал возмущения. Но его радовало, что это ветеран, соратник по итальянскому походу, отнесся к нему как к другу, и сам он как друга приветствовал Райана Вулкейпа, когда тот появился — уже без мундира, уже не военный.
Далеко зашел Нийл, дальше, чем сам думал.
Как всякая женщина, радующаяся, когда ее новый поклонник благосклонно
— Брустеры и Дэвисы идут сейчас на собрание Комитета — ну как же иначе! Без этого они спать не лягут. Комитеты — это привычка, хуже всякого наркотика. А мы четверо, я, вы, Райан и Фил, давайте пойдем в «Буги-Вуги», посмотрим черненьких в их самом некомитетском виде. Вы ведь типичный турист, изучающий нравы трущоб. Познакомились с Ашем и с Ивеном и вообразили, что все мы интеллигенты с непорочной душой, ведущие своих соплеменников в эфиопское царство разума. А давайте взглянем на тех, кого ведут, к величайшему их неудовольствию! Я уж даже не знаю, кто больше упирается, когда его берут за руку и тащат в это самое царство, — неграмотный батрак, или искушенная горожанка, или богатый коричневый специалист вроде доктора Мелоди. Но так или иначе, пошли смотреть веселых девочек.
В «Буги-Вуги» было вдоволь шума и мишуры, но все же Нийл не нашел здесь той атмосферы порока, которая рисовалась его романтическому воображению. Это была большая комната в форме буквы Г, вся в золоченых трельяжах с искусственными орхидеями. Оркестр — три толстых веселых негра в вишневых фраках и золотых котелках (ансамбль Дьюка Эллингтона в местном масштабе) — истязал рояль, барабан и кларнет. Цветные матросы и солдаты танцевали с фабричными работницами, цветными и белыми, в не меньшей тесноте, чем в самых дорогих злачных местах, где веселятся и потеют нью-йоркцы. Девушек с шоколадной или пепельной кожей, улыбающихся, но молчаливых, кружили молодые негры, танцевавшие с врожденным изяществом и легкостью.
Нийл как-то не сразу осознал, что за одним из столиков сидит Борус Багдолл, хозяин заведения, а задорная девушка напротив него, в полупрозрачном зеленом шифоне, — Белфрида, и оба они смотрят на него и скалят зубы. Он пожаловался своим спутникам:
— Вон там сидит девушка, которая у нас служила и которая меня ненавидит, — Белфрида Грэй. Лихая девица. Только, пожалуйста, Райан, не пытайтесь агитировать меня и не доказывайте, — что она жертва среды.
— А почему? Давайте подойдем, поговорим с ней. Я ее знаю с детства. А вам, наверно, незнакомо такое культурное удовольствие, как получить пощечину от кухарки.
И вот Нийл, к великому своему удивлению, впервые взглянул в лицо той Белфриде, которая много месяцев спала под одной крышей с ним, и увидел, что это Нелл Гвинн, только выточенная из черного дерева; те же глаза, и улыбка, и живость, и задорная ветреность нрава. С томной грацией — так, должно быть, прелестная продавщица апельсинов оскорбляла какого-нибудь лорда — она протянула:
— Да это же мистер Кингсблад! Вот не ожидала вас встретить в таком
— Вы отлично знаете, что я никогда не вел занятий в воскресной школе! — возмутился Нийл, оскорбленный в своем мужском достоинстве охотника на диких уток.
— Будто бы?
— Что вы теперь делаете, Белфрида?
Белфрида и Борус переглянулись, как будто вопрос был ужасно глупый, но она сжалилась над неопытным белым бюргером и снизошла до ответа:
— Я открыла косметический кабинет. Мы вдвоем — я и еще одна девушка. Клиентура у нас только избранная, настоящие дамы или пасторские жены — и не рассчитывайте, что вам удастся закрутить с какой-нибудь через меня. У них у всех есть кавалеры, и такие, что денег не считают.
Она вызывающе посмотрела на Нийла, потом неприязненно посмотрела на Софи, потом взглянула на Боруса и хихикнула.
Нийл сказал просительно:
— Я надеюсь, вы нас не поминаете лихом, Белфрида.
Она — небрежно:
— Нет, зачем же. Вы-то, конечно, что с вас взять, но миссис Кингсблад молодец. Она — с перцем. От белого мужчины, вроде вас, особенный прыти и ждать нечего, но она — она такая умница, что негритянке впору. Ну, рада была вас повидать, мистер.
— Гм… Белфрида, мне очень жаль, что мы не поладили. Возможно, тут во многом я виновен.
— Еще бы! Вы всегда вели себя так, как будто знали наверняка, что я нахалка, ну я и стала нахалкой. Господи боже! Я ведь не в гостиной росла! Я росла среди сапожных щеток и с тринадцати лет привыкла, что каждый встречный белый пристает ко мне. Когда я поступила к вам, мне сперва понравилось жить в отдельной комнатке, но вы с вашей Вестл повадились лазить туда и смеяться над моими вещами и что у меня не убрано. А между прочим, мистер, когда вечно приходится убирать чужие постели, то делается так тошно, что уж на свою смотреть не хочешь и думаешь: хоть у себя-то можно себе позволить быть неряхой, если тебе охота. Но вы и туда совались. И вечно шушукались про меня — шу-шу-шу да шу-шу-шу!
— Белфрида, мне очень жаль, честное слово.
— Ладно, что уж там. Ну, рада была повидать вас.
Наш мистер Кингсблад довольно ясно почувствовал, что аудиенция окончена, и, проглотив это, покорно поплелся к своему столику за безмолвной Софи, улыбающимся Филом Уиндеком и ироническим Райаном. Но прежде чем готовый вопрос успел сорваться с чьих-нибудь губ, он воскликнул:
— Она просто великолепна!
Мисс Софи Конкорд не стала дразнить его тем, что он получил щелчок от своей бывшей кухарки. Напротив. Она поддела его супружески шутливо:
— А в каких отношениях вы состояли с мисс Белфридой, мой милый друг? А? Вот что мне хотелось бы знать!
В укромном уголке стоял столик, за которым собирались обычно старейшины цветной колонии: Дрексель Гриншо, Уош, чистильщик обуви и Мак, проводник «Борапа», — когда он заезжал в город навестить сестру. Сегодня с ними был еще четвертый — механик Шугар Гауз. Фил Уиндек как будущий зять относился терпимо к величавому старому Рыцарю Камчатных Скатертей и потащил Нийла на поклон к дядитомовскому столику.