Кино между адом и раем
Шрифт:
как самостоятельный художественный образ, или аттракцион. Силу детали Эйзенштейн понял раньше всех. И, как мыслитель, доводящий идею до предельной выразительности, он понял, что размеры детали не играют никакой роли. Важна ее функция в рассказе. «В кино эмоциональное воздействие определяется крупностью плана. Таракан, снятый крупным планом, страшнее, чем стадо бешеных слонов, бегущих по джунглям, снятых общим планом». Это полностью относится к деталям. Часть, которая выражает целое, может быть любых размеров и на экране и в реальности.
Во весь
Протестующих матросов схватили – сейчас их расстреляют. На них наброшен брезент – одна общая повязка на все глаза. Эта деталь вовлекает вас в событие – вы там, под этим брезентом. Вы забываете, что это всего лишь выдумка режиссера. С точки зрения здравого смысла глупо закрывать матросов брезентом – будет трудно попасть. Но образная си
ла детали сильнее, чем здравый смысл обывателя. Шевелящийся брезент потрясал и убеждал всех.
После показа фильма власти в России получили десятки заявлений от бывших моряков «Потемкина» и их родственников с требованиями установить им пенсии за то, что они подверглись угрозе расстрела и сто-
яли под брезентом, – поди проверь. Но я не удивляюсь, что память людей соединила выдумку с реальным опытом. Деталь-метафора обладает большой убедительной силой.
На мачту «Потемкина» поднимается красный флаг. Этот трепещущий на ветру флажок Эйзенштейн лично покрасил в монтажной красной тушью. И это было первое появление драматически осмысленного цвета в кино. Зрители азартно аплодировали маленькому красному флажку.
Перед парадными входами в разные здания Одессы сидели, лежали, стояли каменные львы. В южном городе любили пышные символы власти. Эйзенштейн смонтировал в короткой фразе трех львов: лежит – сидит – стоит. Получилось – лев вскакивает. «Камни зарычали» – аттракционная деталь-метафора заговорила в немом кино.
Восставшие матросы схватили ненавистного офицера-врача. Его кидают в воду. На поручнях лестницы качается пенсне – все, что осталось от врага. Деталь – часть вместо целого, завершает драматический эпизод.
Почти из каждого кадра в сознание зрителей как яркие вспышки врывались четкие образы, выраженные в аттракционных деталях. Эти детали до предела обостряли конфликт. Они создавали ощущение жизни, идущего с экрана в зал потока.
Деталь – это выбор художника. Эйзенштейн понял: часть вместо целого работает продуктивнее, чем целое. Он стремился к эмоциональному воздействию на зрителей. Он нашел этот путь через детали.
Охваченная ужасом женщина в толпе – разбитые очки, вытекающий глаз – этот кадр приводится во всех энциклопедиях как визитная карточка русского революционного кино.
Молодая мать падает, сраженная пулей, а коляска с плачущим младенцем, подпрыгивая, катится по ступеням лестницы – этот кадр работает как аттракционная деталь. Она – часть целого – толпы, охваченной ужасом. Коляска работала на эмоцию ужаса сильнее, чем
Деталь, по Эйзенштейну, – это часть целого, работающая как самостоятельный аттракцион в монтаже. Такое определение объединяет самые разные, самые противоположные, на первый взгляд, вещи.
К этому единству противоположностей Эйзенштейн и стремился. так как в основе его мышления лежал диалектический метод – сталкивание противоположностей и метафизический синтез.
ОТ ДЕТАЛИ ХАРАКТЕРА К ДЕТАЛИ-СИСТЕМЕ ХАРАКТЕРА
Хичкок как-то заметил: «В жизни лица людей, как правило, не обнаруживают их тайных мыслей и чувств. Как режиссер, я обязан передать состояние человека чисто кинематографическими средствами».
Именно к такому принципиальному решению, но в театре, пришел Станиславский, когда предложил ''метод физических действий" как вершину своей системы. Актеры не выражают внешне своих эмоций мимикой и жестами. Чувства спрятаны внутри, мы догадываемся о них по тому, как актеры действуют. Критерием качества является известный вам принцип «не рассказывай, не показывай, заставь зрителя догадаться». Это хороший вызов режиссеру и сценаристу. В телевизионных сериалах эта проблема снята. Герой появляется и прямо сообщает:
– Черт побери, у меня неприятности!
– О Боже, я влюбился. Я счастлив!
– Куда делся мой кошелек? В нем паспорт, деньги и права!
– Что с тобой? На тебе лица нет. Это все твои друзья... Все выражено в словах, действия сведены к минимуму: встал, лег, пошел – это уже экстремальное действие, шаг влево – шаг вправо... Но в работах посерьезнее, где мы хотим добиться полного жизнеподобия, актерам надо искать действия. В этих действиях деталям, конечно же, отводится важная роль. Человек сидит за столом, приветливо улыбаясь. И только мы видим, что в это время он достает из кармана пистолет И снимает курок с предохранителя.
Сальери восхищенно слушает Моцарта. Но мы видим, как из его перстня в бокал сыплется порошок.
Что сделало Чарли Чаплина незабываемым и узнаваемым? Котелок, тросточка и ботинки на шесть размеров больше, чем нога. Это все детали. Так же, как и усики. Детали характера.
Если в костюме и облике персонажа нет ничего персонального, это нам никак не помогает. Но как только найдена точная деталь, актер схватится за нее и сделает частью характера.
Мой учитель Михаил Ромм рассказы вал: однажды он должен был невероятно быстро начать съемки фильма. Пригласил
на роль известного актера Ванина, его игра всегда отличалась предельным жизнеподобием. Завтра надо играть, а Ванин ночью звонит Ромму:
– Я не могу, не чувствую характера, не за что зацепиться... Утром Ромм с отчаянием ждет, что съемка сорвется. Но Ванин еще в гримерной встречает его счастливый. Молча причесывает железной расческой свои жидкие волосы. Еще раз причесывает. Еще... Ромм ждет, что будет дальше. А Ванин спрашивает:
– Не понимаете?
– Нет. А что надо понять?