Кино: Перезагрузка богословием
Шрифт:
Православная молитва парадоксальна. Это БЕЗ-образная молитва перед образом, перед иконой. Молящийся человек не должен держать у себя в голове никакой картинки, не должен представлять себе Бога так или иначе. Икона своим подчеркнуто искусственным, отстраненным и бесстрастным языком позволяет это делать. Кино же, напротив, оказывается слишком навязчивым для зрителя.
Католические учителя молитвы, например, Игнатий Лойола, напротив, РЕКОМЕНДУЮТ во время молитвы живописать у себя в воображении евангельские сюжеты или картинки из трансцендентного мира. И при этом надо пробуждать в себе чувства умиления, покаяния, восхищения подвигом Христа и т. д.
Этот чувственный, эмоциональный акцент жизни католической Церкви сказывается и в искусстве. Например, испанские распятия XVI века нисколько не уступают фильму Мела Гибсона по своей реалистичности [26] . И их реалистичность была взыванием
26
«На востоке распятие и крест не подавляли так всего другого содержания христианской веры, как на западе (главная икона - Распятие), что видно между прочим из реакции там этой переоценки еще в 9 веке со стороны Клавдия, еп. Туринского: по его словам крест в христианстве занял такое место, что оказывается, как будто мы во Христе видим только то, что и безбожники – позор, страдания и смерть без мысли о воскресении» (Скабалланович М. О символическом богословии // Труды Киевской Духовной Академии. 1911, т. 3. с. 562).
Кроме того, «возлюбленны» нами разные евангельские сюжеты. Западный человек в первую очередь переживает в Богочеловеке – Иисусе Христе человека, и только потом – Бога. Не случайно самый умильный образ Западного мира – это Христос-Младенец. Праздник Рождества Христова не случайно сияет там сильнее, чем в странах православного мира, где главный праздник – это Христово Воскресение – торжество и победа Бога.
То, что переживает Запад я бы назвал «психологическим несторианством [27] » (естественно, мы им кажемся «психологическими монофизитами [28] »). В обоих случаях определение «психологический» важно по той причине, что на уровне догматическом, богословском и православие и католичество отвергают и несторианство и монофизитство. Но то, с чем не согласен разум, бывает мило и близко сердцу… С этим связано принятие католической культурой самых разных образов Христа, в том числе и сценического, и кинематографического.
27
Несторианство – ересь, связанная с неправильным пониманием того, как в одной личности Иисуса Христа соединились две природы – Божественная и человеческая. Название ереси связывают с одним из ее самых активных участников – Константинопольским Патриархом Несторием. Несториане утверждали, что Бог обитал в человеке – Иисусе Христе, как в храме, подобно древним пророкам. Разница была лишь количественная. В Иисусе было намного больше “духовности”, чем в остальных.
28
Монофизиты – ересь, родившаяся из полемики с несторианством. Для монофизитов человечность Христа растворилась в Его Божественности. Догмат ортодоксии говорит, что во Христе одинаковы полны и действенны и человеческое начало и Божественное.
Такая кинолента, как “Страсти Христовы” никогда не могла бы быть рождена в лоне православной традиции. Но при этом Православие не настолько закрыто, чтобы не ценить и не принимать того, что рождается за его приделами.
Наблюдая за дискуссиями вокруг этого фильма, в очередной раз поражаюсь, до какой же степени некоторые церковные люди развили в себе способность собственную нелюбознательность, миссионерское равнодушие к людям и бесчувственность выдавать за «духовность». В одной православной московской телепередаче фильм Гибсона обсуждали три игумена. Все трое равно благочестиво и равно серо твердили, что «у нас есть иконы и больше нам ничего не нужно». Авторы же передачи установили телекамеру у выхода из кинотеатра. И как же контрастировали «благоуветливые» журящие глаголы отцов игуменов (конечно, фильм не смотревших, но имевших свое суждение о нем) с лицами людей, выходящих из кинозала… Девочки, воспитанные на «Фабрике звезд», девочки, чьей жизненной мечтой является попадание на телеэкран, тут отворачивали свои лица от телекамер, отказывались от интервью, и, заплаканные, тихо уходили в тень…
Церковь велика. И люди в ней и около нее – разные. То, что вредно одному, будет нейтрально для другого и полезно для третьего. Вспомним апостольские слова о твердой пище и о молоке… Мне было 7 лет, когда родился мой младший брат. То удовольствие, с которым он сосал грудное молочко, заставило меня предположить, что, наверно, это самая вкусная (на языке ребенка это означает – сладкая) вещь на свете – что-то вроде смеси сгущенки с шоколадом. И однажды, когда мама сцеживала молоко после кормления малыша, я попросил ее дать мне попробовать. Разочарованию моему не было границ… Вот как грудное молоко невкусно для взрослых, так и некоторые миссионерские проекты безвкусны в восприятии воцерковленных людей.
Этот фильм, прежде всего, – обличение нашей толстокожести. Множество людей никогда не поймут Евангелие, если их толстокожесть не проколоть натурализмом Гибсона.
Возможный минус этого фильма: люди, не читавшие Евангелие, но просмотревшие фильм, могут затем обманывать и себя и других иллюзией своего знакомства с Вечной Книгой. Но это вообще проблема всех экранизаций литературной классики: кого-то они подталкивают к личному знакомству с первоисточником, а для кого-то становятся преградой: «мол, сюжет мне и так теперь известен, так зачем же тратить время на чтение!».
В неожиданной популярности этого фильма сказывается современное “клиповое” мышление людей. Современному человеку “неудобно” чувствовать, что он не прочитал главную Книгу человечества (то, что это Евангелие согласны все). Однако Евангелие все равно не читают. И, вот, фильм “Страсти Христовы” используется как некая “шпаргалка”. У человека появляется повод делать вид, что он “все это знает”. А при удобном случае даже высказывать СВОЕ мнение о Евангелии. К сожалению приходится констатировать, что в сознании многих людей мотив, по которому они смотрят “Страсти Христовы” сходен с мотивом, по которому они читают дайджест [29] . Полагаю, что по той же логике после просмотра «Трои» также умножится число людей, которые убедят самих себя, что с Гомером они уже знакомы…
29
Дайджест – издание, содержащее адаптированное, краткое изложение художественного произведения.
Теперь о теме, которая отчего-то оказалась в центре дискуссий по поводу «Страстей Христовых». В США многие критики охарактеризовали картину тремя словами: "натурализм, фашизм, антисемитизм" [30] . При этом очевидно, что слово, стоящее в приговоре последним, на самом деле является первым и определяющим все остальное.
Тка, в мае 2004 года Московское бюро по правам человека объявило, что оно рассматривает возможность обращения в суд с иском на создателя фильма "Страсти Христовы" Мэла Гибсона, а также на Российскую компанию, осуществляющую кинопрокат ленты. "Ряд еврейских организаций и частных лиц после выхода ленты на российский экран обратились к нам (т.е. к Московскому бюро по правам человека), посчитав, что данный фильм разжигает национальную рознь и культивирует ксенофобские мифы о повинности всего еврейского народа в распятии Христа", - заявил "Интерфаксу" директор Московского бюро по правам человека А. Брод.
30
Стафьева Е. Страсти по Гибсону // Профиль 29 марта 2004 года
Честно говоря, я впервые встретился с ситуацией, когда судебный иск и процесс будет строиться на опасении пред еще не наступившими последствиями! Предметом судебного разбирательства должно стать чье-то возможное неправильное восприятие такого-то произведения... Вердикт выносится прежде появления фактов, прежде проведения социологических замеров. Вот провести бы банальный экзит-пул: опросить людей, выходящих из кинотеатра после просмотра фильма: "Скажите, пожалуйста, стали вы ненавидеть евреев после просмотра "Страстей"?.. Если бы были собраны соответствующие социологические материалы, тогда разговор был бы предметным. Без этого же инициатива «правозащитников» отдает явной цензурной дурью.
Оставляют ли «защитники прав человека» за якобы защищаемыми ими людьми право цитировать классические произведения литературы, если эти произведения не соответствуют нынешним стандартам «политкорректности»? Имеют ли эти самые политкорректные законы и стандарты обратный ход?
Гомер и все греко-римские авторы невысокого мнения о «варварах» (само это слово по своей оценочной насыщенности не менее смачно, чем старославянское «немец» или английское «негр»). Будем править? Издавать с купюрами? Переписывать по рецептам Оруэлловского «Министерства правды»?