«Кино» с самого начала и до самого конца
Шрифт:
– Поняли.
– Ну, порепетируйте, отстроим заодно драм-машину.
Мы никак не предполагали, что с драм-машиной у нас будет столько возни. Тогда мы впервые столкнулись с этой штукой и никак не могли удержаться в нужном ритме – все время улетали вперед. Все дело было в том, что машину было очень плохо слышно, и Витькина гитара забивала пшиканье этого аппарата, а когда возникала пауза, то выяснялось, что мы опять вылезли из ритма. Поскольку закоммутировать машину иначе было невозможно, то решение проблемы нашел Фан – он стал размашисто дирижировать нам из аппаратной, мы смотрели на него и кое-как записали несколько болванок, придерживаясь нужного ритма.
– Ну все, на сегодня хватит, – сказал Тропилло.
– Как, все уже? – удивились мы.
– Ребята, мы уже почти пять часов пишем, пора заканчивать. У меня еще здесь куча работы. Через два дня продолжим. – Тропилло был категоричен.
Как – пять часов? Мы посмотрели на часы: действительно, уже близился вечер. Я понял, что неделя, взятая в ТЮЗе за свой счет, никак не покроет время записи, да и Витькина справка – тоже. Нужно будет как-то выкручиваться.
– Выкрутимся, – сказал Витька, поняв то, о чем я подумал. – Мы должны сделать эту запись.
Мало того, что Тропилло постоянно находился в состоянии самосозерцания, он еще был весь погружен в вечные и непрекращающиеся эксперименты. Когда мы собрались в следующий назначенный им день, он сообщил, что болванки писать пока не будем, что с этим переждем, а наложим недостающие партии на уже записанную основу нескольких песен и послушаем, что получится.
– Надо чередовать приятное с полезным, – сказал он и зачем-то подмигнул нам.
Мы тоже ему для чего-то подмигнули и отправились в камеру. У Витьки в руках на этот раз была бас-гитара, принесенная хозяйственным Фаном, я готовился играть соло. За два захода мы записали оставшуюся музыку к первой песне, потом с четвертого или пятого дубля Витька наложил свой голос, потом мы послушали то, что получилось, и Борис сказал:
– Лешка, ты не против, если я наложу здесь еще одну гитару?
– Пожалуйста, – сказал я.
Потом он спросил у Витьки:
– Витька, тебе не кажется, что здесь на рефрене нужно наложить еще несколько голосов?
– Давай попробуем, – согласился Витька.
– Да, да, да, – оживился Тропилло, – я тоже спою.
И мы все вместе спели хором: «Время есть, а денег нет, и в гости некуда пойти». Борис при этом играл на гитаре, пущенной через ревербератор, дикое атональное соло, и в целом вещь получилась довольно мрачной.
Дождь идет с утра, будет, был и есть,И карман мой пуст, а на часах – шесть.Папирос нет, и огня нет,И в окне знакомом не горит свет.Время есть, а денег нет,И в гости некуда пойти.И куда-то все подевались вдруг,Я попал в какой-то не такой круг.Я хочу пить, я хочу есть,Я хочу просто где-нибудь сесть.Время есть, а денег нет,И в гости некуда пойти…Мы намучились с настройкой инструментов при наложении сольных партий – тюнеров у нас тогда еще не было, и при записи болванок гитары были настроены не по камертону. И теперь мы подтягивали и подтягивали струны, крутили колки и недовольно крутили головами. Времени на все это, включая девять или десять дублей записи, ушло опять очень много, и мы успели в этот день записать музыку без вокала еще к паре песен – и «смена» закончилась. После всеобщего перекура мы послушали еще раз «Время есть…» и пришли в восторг. Это понравилось всем – и нам, и Борису, и Фану с Дюшей, и даже Тропилло. Ему вообще-то трудно было угодить, но на этот раз нам это удалось, тем более что в рефрене был явственно слышен его демонический голос.
Глава 9
Время нашей записи уже перевалило за две недели, а до конца было еще довольно далеко. Витька наконец решил, какие песни точно должны войти в альбом, и насчитал четырнадцать штук, а записано было еще только семь или восемь. Мы писали по новому методу Тропилло – блоками, по нескольку песен, доводя работу над ними до полного завершения – с голосом, подпевками и всем остальным. И вдруг мы спохватились – меньше недели оставалось до нашего первого рок-клубовского концерта. Пора уже было что-то решать с составом, и главный вопрос вставал о барабанах – кто за ними будет сидеть? Фан сказал, что он может смело поиграть на бас-гитаре, – он уже успел выучить все песни, пока мучился с драм-машиной в аппаратной Тропилло, а Б. Г. предложил:
– А почему бы вам не использовать драм-машину и на концерте? Это будет очень необычно и очень здорово.
– А как это сделать? Ее же нужно на каждую вещь перестраивать, – засомневался Витька, но не отверг эту идею.
– А мы запишем ее на магнитофон, – сказал я. – И будем работать под фонограмму.
На том и порешили. Можно смело сказать, что «Кино» было первой группой в Ленинграде, использовавшей на сцене фонограмму с записью драм-машины, – шел 1982 год, и о таких технических новшествах никто еще не думал.
Тут же в студии мы произвели запись драм-машины – выбрали семь наиболее боевых песен, и Фан перенес пшиканье и бульканье ритм-бокса на магнитофонную ленту, скорость 19,5. Итак, теперь у нас были уже барабаны, две гитары и бас. Дюша предложил попеть на концерте бэк-вокал и поиграть на рояле для большей плотности звука, и мы с Витькой поддержали эту идею. Однако нужно было порепетировать, хоть несколько раз всем вместе прогнать программу на хорошем громком звуке, выяснить чисто акустические нюансы и так далее. И Борис предложил собраться на следующий день в Доме культуры имени Цюрюпы – кто-то из «Аквариума» был оформлен там на полставки руководителем местного какого-то вокально-инструментального ансамбля и имел, соответственно, право пользоваться комнатой, где стоял комплект аппаратуры советского производства, и далеко не первой свежести, но раздолбанные усилители еще могли кое-как усилить, колонки еще держались в положении «стоя» и выдавливали из себя звук, были микрофоны, стойки для них, и никто не мешал там грохотать и орать, насилуя все это барахло.
Мы с Витькой обменялись опытом – ранним утром следующего дня я пошел к врачу, начал кашлять и чихать, жалостливо говорить доброму доктору, что такого плохого самочувствия, как сегодняшней ночью, у меня еще никогда не было, а на работе у меня страшные сквозняки, и что все это просто невыносимо, и мне кажется, что у меня воспаление легких. Добрый доктор послушал меня через трубочку и выписал больничный лист на три дня, сказав, чтобы больше он меня не видел.
Витька же долго плакал у себя в училище, говоря, что у него сейчас такие чудовищные семейные обстоятельства, что он никак не может с полной отдачей резать по дереву, и тоже получил разрешение несколько дней не посещать занятия и уладить за это время семейные проблемы.
В этот же день в полдень мы встретились у пивного ларька неподалеку от Балтийского вокзала. Дюша нас уже ждал, чтобы проводить до места, где была назначена репетиция. Увидев нас и поздоровавшись, он сказал, что мы молодцы, что пришли вовремя и что можно не торопиться – мол, репетиция никуда не убежит, и кивнул на полочку, которая опоясывала пивной ларек на уровне человеческой груди. Полочка была густо уставлена пивными кружками с шапками белой пены, так Дюша загодя позаботился о молодых музыкантах.