Кино, Театр, Бессознательное
Шрифт:
Даже отец, и тот не занимался любовью. Пошел в кино смотреть порнографический фильм, но настолько испугался, что убежал из кинозала, и был очень удовлетворен, сумев оправдаться в глазах сына и девушки. Бедный малыш, и он тоже! Почти все отцы — дети.
Мать испытывала какую-то странную страсть к лошадям, в которой открывалась в разговорах с дядей, но это была всего лишь возможность связи с лошадьми. Будучи ребенком, ее также вынудили индентифицировать себя с образом лошади (как следствие захвата со стороны матери), то есть там, где возникал целостный сексуальный импульс, интровертным объектом был символ лошади.
Когда мать захватывает сына, она определяет для него точный модус жизни, например, через мастурбацию с лошадью. Сын отправляется на поиски наиболее близкого объекта: интровертного материнского объекта, на который она направляет свой сексуальный навязчивый или агрессивный импульс. Мать не только устанавливает сексуальные отношения с сыном, но и передает ему следующее: "Мне нравится заниматься любовью так и только так". Таким образом, мать полностью заполонила собой внутреннюю сущность сына, вплоть до образования модуса его перверсии.
Религия была использована для психического инцеста между матерью и сыном. В какой-то момент мать убирает картину Христа, потому что, преодолев определенный возрастной рубеж, сыну требуется нечто большее. Тогда, посредством семантического поля, мать злит мужа, этого зависимого ребеночка, и координирует его действия настолько, что этот неудобный Христос исчезает. На его место ставят лошадь: бог-животное на месте бога-мученика. Эта лошадь еще нежна, трепетна, но внутри матери сродни черту, точно также как в момент, когда мальчик сидит в дыре и видит голову лошади: черный глаз вороного коня. Этот застывший глаз захватывает и вампиризует, как навязчивый глаз матери следит за сыном-добычей. "Дьявол" означает "чувствовать себя поставленными поперек". "Сверх-Я" ставит нас поперек жизни, вплоть до формирования ощущения полного бессилия перед жизнью, и подносит это с ложью на устах, ибо влечет к искажению, обещая высшие блага жизни. Если бы этот ребенок на лошади продолжил скакать по направлению к морю, он неизбежно бы утонул.
Equus — бесконечное протяжное "и", проникающее внутрь как черное стрекало, пока не убьет, а после невредимое выскальзывает из жертвы. В игре с головой лошади заключено все историческое развитие событий фильма: ничто иное, как непрерывные отношения между сыном и матерью и эмблема матери в виде черной лошадиной головы. Затем при глубоком рассмотрении можно увидеть, что за этой лошадью скрывается смертоносный пенис, ибо в данной ситуации мать всегда представляет собой мужчину, фаллос, в то время как сын или дочь всегда выступают в версии женщины, вагины, открытой к приему. Фаллицизм матери — это череп смерти: вампиризует и убивает.
Молодому человеку удается одержать верх над психоаналитиком благодаря не собственной силе, а динамике, которую несет в себе, хотя и является ее жертвой. В свою фальшивую жертвенность он вовлекает мать и коллегу психотерапевта. При проведении психотерапии, разбирая случай какого-либо пациента, чтобы вникнуть в его проблемы, никогда не следует забывать о сопротивлении как самого индивида, так и семейного окружения, которое может скрываться за его спиной. Этот юноша словно аккумулировал в себе оказывающую сопротивление навязчивость группы, к
Мать приносит сыну шоколадные конфеты, но он их отвергает, потому что умирает, страдает. Тогда она, начиная бить его по щекам, произносит: "Я ведь не врач", тем самым желая сказать: "О, малыш, хозяйка то здесь я, ты никуда не можешь от меня деться". Когда психоаналитик говорит юноше: "Лошадь заставляет тебя идти вперед", молодой человек чуть ли не удивленно отвечает: "Ах, нет, таков нерушимый закон". Закон лошади — это нерушимый закон: этим молодой человек хочет сказать, что либо он поступает согласно его предписаниям, либо его уничтожают. Материнский вампиризм абсолютен, он не прощает: "Он простирается вплоть до того момента, когда я тебя вылепила из сущностного принципа как собственное удовольствие".
Что касается девушки, она получила то, что сама выбрала. Молодому человеку не удается заняться любовью, потому что она его тащит то в стойло, то в храм "святая святых". Как будто она желала слиться в сексуальном акте перед алтарем на глазах священника.
Всякий раз, когда медицине удается вылечить какой-либо симптом, универсальное бессознательное меняет дорогу, а люди спокойно истребляются именно потому, что первичное управление сомати-кой лежит, прежде всего, в области психики. Даже Библия пускается в ход, чтобы извлечь склонность матери к инцесту и вампиричес-кому фаллицизму, направленную на собственного сына. Мать говорит отвлеченно, однако все знает, устраивает сцену, потому что начинает ревновать сына к психотерапевту.
Почему Equus? Внимательно изучив окружающих животных, можно увидеть, что лошадь самое обнаженное животное, более других демонстрирующее пенис в форме прорывающейся силы. Многие аспекты женской психики сводятся к символу лошади, потому что именно он в высшей степени олицетворяет собой счастье, полноту радости, силы, крепости. Поэтому появляется Equus, это прекрасное животное: именно он сильнее всех ассоциируется с сексуальным объектом. Пенис лошади более всего напоминает человеческий, лишь немного крупнее.
Когда мать говорит, что лошадь и наездник — единое целое, речь идет о смещенном сексуальном акте, где фаллос принадлежит коню, а не всаднику. Психическая фаллокрация истерзанной, обессилевшей материнской женственности неизбежно компенсируется вампирическим образом на внешнем фаллосе ребенка, неважно, мальчика или девочки, и занимает его место. В зависимости от силы этого вампиризма ребенок обретает смертельную болезнь или впадает в полную шизофрению.
Укус лошади следует проанализировать очень глубоко. Исчезли боги Древней Греции, как и здоровые инстинкты зрелой женственности.
Могут быть два объяснения поведения лошади. Первое: как мы определили, лошадь была символом материнского фаллицизма, который злобно подтачивает недоступный пенис, ибо и мать в свое время отклонило то, что фаллос окружало зверство и чувство вины, поэтому он перестал служить простым символом жизни — зрелой и уж не как не греховной. Следовательно, вечное противоборство негативной женственности определенного типа с мужчинами, при котором недоступный пенис патологически интроецируется, и с его помощью продолжается цепочка фрустраций инстинктов других людей, особенно собственных детей.