Кино, вино и домино
Шрифт:
– Я очень добрый, Куколка! Тебе все это подтвердят! – ответил Ашот Квирикян, довольный, что все обратили внимание на его востребованность молодым поколением. – Ведь Ашот в переводе означает «надежда мира»!
– Вы учитесь живописи? – спросил Руслан Адамов, видимо, из вежливости.
– Фафик считает, что у меня есть талант, – кивнула девушка, не меняя полулежачего положения.
– Фафику, в его семьдесят три года, лучше искать девушку с талантом медсестры, хорошо попадающей в вену, – отметила Инга, которая то засыпала, то включалась в общую беседу.
И все
– Инга, ты сама в прошлом году говорила, что у меня тело молодое, только жопа старая, – громче всех захохотал Ашот Квирикян.
– Жопу не помню, но кардиограмму – в деталях. С твоей ишемией я бы всех куколок обходила стороной…
В прошлом году на фестивале был устроен рыбный пикник на острове. Кульминацией его стал конкурс купальников, плавно перешедший в стриптиз. Первую премию среди женщин получила, конечно, Вета. Она выступила в золотом купальнике, в состав которого входили трусы-штанишки, трусы-бикини и трусы-стринги из золотых ниточек. И когда начала снимать вторые трусы, аудитория заорала так, что распугала всю рыбу вокруг острова, и та рванула в соседние государства. Потому что никто не ожидал, что под ними стринги.
Первое место среди мужчин занял Ашот Квирикян. Когда он вышел в центр острова, женщины истерически заорали:
– Кви-ри-кян! Кви-ри-кян!
Понимая, что в семьдесят три стриптизы выигрывают не бицепсами, Ашот пошел ва-банк. Сняв плавки после купания, он был в джинсах на голое тело. Что и продемонстрировал всему фестивалю.
Явленное миру оказалось достаточно помятым жизнью, так что первое место присудили не за качество, а за мужество. Но Инга, сидевшая в шезлонге с другой стороны острова, заорала:
– Спереди не вижу, а сзади, как врач, скажу – тело молодое, но жопа старая!..
С тех пор фестивальные шутили: «Квирикян с молодым телом и старой жопой».
– Ишемия-мишемия! – передразнил Ашот Квирикян Ингу не тогда, на пляже, а уже сейчас в автобусе. – Не занимайся негативным программированием! Я здоров как бык! Как бык, похищающий Европу! Как говорят армяне, пусть коньяк, который мы пьем, будет старше куколок, с которыми мы спим!
– Дорога займет три часа! – сообщила скучным голосом в микрофон для экскурсоводов переводчица Лера. – После этого вы размещаетесь в отеле, переодеваетесь, принимаете душ. Вас ждет ужин в ресторане и просмотр фильма. Извините, я забыла название – расписание у Дины в том автобусе…
Инга опять начала пьяно цепляться к Руслану Адамову, а Наташа отвлекать и переключать ее как перевозбудившегося ребенка.
При всей своей странности их альянс был прочно сцементирован Наташиным «нездоровьем как профессией» и одиночеством вкалывающей Инги, нуждающейся в плече и тепле подруги-бездельницы.
Наташе не везло с врачами. Она была из тех, кто экономит на спичках, промотав на шампанском. И при всей ее совковой бережливости и коэффициенте прибедняемости, на ее лице было написано: «Освободите меня от лишних денег», читаемое профессионалами по этой части за километр.
Когда она заходила в любую «разводильную медклинику» мира – а она почему-то заходила исключительно в них, – ей
И влюблялась уже в эту услугу, с восторгом рассказывая о ней месяцами. Ей нужны были события. Хотя бы даже такие. Страсть к разводильной медицине стояла у Наташи на втором месте после страсти к «культуре-мультуре». И была прописана жирной строкой в бюджете.
На культуру она тратилась редко. Но метко. И все с удовольствием пересказывали друг другу историю треугольника пианиста Иванова и Сестер Бери. Иванов, носивший и оправдывающий на Рублевке кличку Сейф, был господином большого физического и творческого объема.
Сестрам Бери очень хотелось с ним дружить – дружба с известными людьми была для них такой же необходимостью, как вещи с этикетками дорогих фирм.
Однажды объемная Наташа в белых кружевах столкнулась с пианистом Ивановым в коридоре дорогой израильской клиники. Они никак не могли разойтись в очень узком коридоре, и у Наташи появилась секунда простонать: «Я не только ваша поклонница, но и ваша соседка». Вечером они уже вместе пили оздоровительный чай на террасе с видом на море.
И пианист Иванов, уперев щелочки глаз в романтический горизонт, с грустью признался:
– Совсем не могу играть. Вот видите, в каком состоянии пальцы… Предлагают операцию, но таких денег у меня нет.
Это был пароль «купи меня», и Наташа не стала анализировать, что если он приехал в эту клинику даже один раз поставить клизму, то деньги у него немереные, и начала обрывать телефоны детям. Дети покупали ей все понравившиеся игрушки, но тут напряглись, потому что о доходах пианиста Иванова смачно писали гламурные журналы.
Кончилось обидой, бойкотом и наконец сдачей позиций. Наташа получила от детей требуемую сумму, составлявшую годовой бюджет нескольких провинциальных детдомов, и поднесла ее в изящной шкатулке. После чего стала вхожа в гостиную Иванова.
В условиях жестокого бойкота в одном доме ничего не знающая о цене на входной билет, но услышавшая, что сестра принята у пианиста, Даша встретила Иванова сидящим в ночном берлинском аэропорту.
Она подкралась, села рядом, зашуршала черными кружевами, бросила на Иванова томный взор из-под шляпы, по которой ползла гадюка из драгоценностей в натуральную величину, и выдохнула:
– Никогда не мечтала о счастье встретить великого пианиста среди простых смертных! Чем вы так огорчены? Могу я помочь?
– Благодарю вас, – ответил Иванов, скользнув по шляпе с гадюкой и прочим призывам «Освободите меня от денег». – Я так огорчен потому, что совсем не могу играть. Вот видите, в каком состоянии пальцы… Предлагают операцию, но таких денег у меня нет.
Аттракцион повторился с Дашиными детьми точно по схеме младшей сестры: отказ, обида, бойкот и наконец сдача позиций. Сумма была вручена в похожей шкатулке. Все-таки они были сестрами-погодками и вели себя в жизни очень похоже.