Кино, вино и домино
Шрифт:
Ольга не пила, это эмоционально изолировало ее от коллектива. Вечный «свой среди чужих». Ехала смотреть кино, знакомиться с местностью, радоваться, купаться, посещать экскурсии. И делать доклад.
Свежий доклад о состоянии мировой воды летел в помпезной кожаной папке на дне чемодана. Третий фестиваль подряд на ее доклад не оставалось достаточного времени. Каждый раз что-то мешало. На этот раз Ольга решила прочитать его любой ценой.
Муж подшучивал:
– Тебе предложили возглавить твою дурацкую «Воду планеты» только за фамилию. Если бы ты в замужестве
Это было неправдой, потому что Ольга Волгина создала общественную организацию не с бухты-барахты, а зарекомендовав себя бескорыстным «зеленым» активистом: получив по физиономии на куче демонстраций, посетив уйму конференций и самодеятельно проведя в школах сотни «зеленых уроков».
Она искренне пыталась сделать что-то полезное для человечества. Но вышивала на своих экологических пяльцах мелким бисером и злилась на свои крохотные возможности, потому что время вело себя в еженедельнике как огонь, подкрадывающийся к краю платья. И понедельничные новости превращались в уикэндовское окно так быстро, словно между ними было не семь страниц, а одна.
Ольга была химиком по образованию, когда-то окончив МГУ, собиралась заниматься фундаментальной наукой, придумывать состав губок для очистки водоемов от нефти.
Но страна рассыпалась на куски, институт превратился в склад китайских сумок, пришлось ездить с подружкой в Турцию за шмотками, работать администратором в кафе, преподавать в платном лицее. И только через годы вернуться к любимой воде, но уже на общественно-организационном коне.
Будучи химиком, Ольга понимала, что эколог – это не столько мировоззрение, сколько сумма знаний, и спешила реализовать свои знания и умения. Раздражаясь тем, что жизнь востребывает потенциал таких, как она, значительно медленнее, чем погибает мировая вода. И можно просто не успеть.
Она вырастила детей, тащила на себе пожилых родителей, дожидалась внуков, сохранила добротную ауру брака, завоевала авторитет в профессиональном сообществе, можно сказать, сделала экологическую карьеру, но… ее притязания простирались шире. Она была по-настоящему «зеленой», а это значит, относилась к воде как верующий к своему верховному богу.
Ольга понимала, что долгие годы только получала от воды и теперь пришел возраст отдавать ей в полную силу. Это было самоедством миссионера, не находящего поддержки у окружающих. Но она была неисправимым интровертом, и мнение окружающих было ей по фигу.
– Лиза, ты помнишь, что я делаю доклад о состоянии мировой воды? – строго спросила она, подойдя к Золотовой, хотя было понятно, что организм продюсерши фестиваля находится во власти совсем другой жидкости.
– Делаешь, зануда! Конечно, делаешь! Еще как делаешь! Каждый фестиваль одно и то же долбоебство! Каждый фестиваль ты нам выносишь мозг со своей водой! Делай хоть о воде, хоть о… ой, извините, тут дети! – залилась колокольчиком Золотова, тряся белокурой гривой. – Начальнику фестиваля Динке про воду и скажешь! Она нас встречает в Неаполе! А меня не грузи по мелочам!
Ольга пошла к своему креслу, ее остановила
– Олечка, как я рада вас видеть! Вы будете плавать? Я – обязательно. Говорят, там галька и надо было взять резиновые тапочки. А я не взяла. В наше время не было никаких тапочек и люди не считали гальку проблемой…
Ольга побоялась спросить, что актриса Печорина считает «нашим временем», в старших классах школы девочки собирали в альбомы открытки с лицами популярных артистов и обменивались ими как марками. Печорина за красоту легко обменивалась на одну Софи Лорен или две Нонны Мордюковой.
На прошлом фестивале в Хорватии Печорина уплывала в открытое море на три часа, и Ольга, как самая трезвая и ответственная, поглядывала из окна отеля, видна ли на фоне залива ее яркая шапочка.
Печорина была так красива, что итальянские организаторы, увидев ее фото, несмотря на жару и цену медстраховки для пожилых, написали Дине: «Нам все равно, сколько ей лет, без нее не приезжайте, когда женщина так красива, совершенно не важно, сколько ей лет…»
– Оля, у нас хорошая чача! Без подделок! Будешь? – деловито спросил народный артист Шиковский.
– Нет, спасибо, я в самолете пить не могу, – оправдывалась Ольга.
– Опять сачкуешь! Посмотри на наших! Они, как всегда, нажрались в самолете! Как говорила моя подруга Фая Раневская: «Четвертый раз смотрю этот фильм, должна вам сказать, сегодня актеры играют как никогда…» – Шиковский обожал подчеркивать, что играл еще с теми, «каких теперь не делают».
Ольга недавно видела трансляцию семидесятипятилетия Шиковского. Маленький, лысый, пузатый, но при этом благодаря таланту способный немедленно перевоплотиться в высокого, худого и лохматого, он стоял в окружении дочерей и внуков. А пожилая жена с палкой заботливо поправляла оставшиеся перышки волос у его висков.
– Чин-чин! – подошел к Шиковскому Андрей Николаев и чокнулся пластмассовым стаканчиком с бутылкой его чачи.
– Чин-чин? Это по-каковски? – спросил Шиковский.
– Чин-чин – это итальянский «лехаим»! Дословный перевод на русский: «Выпьем за то, чтоб деньги были и хуй стоял!» – пояснил Андрей Николаев.
– Какая все-таки мы многословная нация… – с сожалением заметил Шиковский.
– Олюсик, малыш, иди сюда! – закричала Наташа и почти насильно насыпала ей пригоршню орехов; она всегда старалась накормить Ольгу насильно, точно как мама.
Например, звонила с текстом:
– Олюсик, малыш, сейчас пришлю за тобой водителя! Я приготовила обалденный обед и хочу его съесть вместе с тобой!
Переться есть обед на Рублевку было, конечно, некогда. От этого Ольга, с одной стороны, ощущала себя виноватой, с другой стороны – любимой. Точно как с мамой. Вот и сейчас идти по самолету с занятыми орехами руками было крайне неудобно, поскольку швыряло из стороны в сторону. Но если бы Ольга не подставила ладошки, Наташа просто просыпала бы их на пол. Она была из тех, кто безапелляционно кормит тех, кого поймает. Едой, новостями, проблемами, собой.