Киномания
Шрифт:
— Мы даже раньше пришли.
— А кто вам сказал, чтобы вы приходили раньше? — отрезал карлик, — А если бы я спал?
Клер легонько вернула этот мяч на его половину:
— Но ведь вы же не спите, правда?
Увидев Шарки, Липски сказал:
— А это кто еще?
— Это Дон Шарки. Мой партнер, — ответила Клер, — Он тоже ваш большой поклонник.
Шарки вышел вперед, чтобы пожать руку Липски.
— Очень рад познако…
Но Липски оборвал его. Взгляд его был по-прежнему устремлен на Клер.
— Разве я вам говорил, что вы можете тащить сюда все свою чертову семейку? Это вам что — пикник, что ли?
— Дон — лучший киномеханик в городе, — объяснила Клер.
— Черта с два, — отрезал Липски. — К моим лентам он и пальцем не прикоснется. С ними
— А Дон пришел, чтобы показать нашфильм, — сказала Клер, — Эта лента требует профессионального обращения.
— Давайте начинать, — мрачно пробормотал Шарки и пошел в проекционную. Я с коробками — следом. Мы с Клер предупреждали его, что теплого приема здесь ждать не приходится, но тем не менее он был оскорблен грубостью старика.
— Сначала вашалента! — просипел Липски.
— Нет-нет, — возразила Клер, подозревая, что Липски, посмотрев «Иуду», может выставить нас за дверь. — Сначала ваши.
— Этот номер не пройдет, — гнул свое Липски.
Он производил впечатление человека, для которого скандал — любимое времяпрепровождение. Я нутром чувствовал, что ему доставляет удовольствие покуражиться над кем-нибудь и он не упустит такого случая, как сегодня. Может быть, ему даже доставляла удовольствие задиристость Клер, хотя она на сей раз и держалась изо всех сил, чтобы не сорваться.
Пока она бодалась с Липски, мы с Шарки разглядывали проекционную. Она произвела на нас сильное впечатление. Аппаратура там была куда как лучше, чем в «Классик». Там стояли два великолепных тридцатипятимиллиметровых аппарата «Сенчури», а в потолке виднелись два мощных вентилятора. Все оборудование находилось в идеальном состоянии, было смазано и сверкало. Над ним колдовал Йоси — старый шофер-японец, который привозил Липски в «Классик». Его лицо было перекошено гримасой боли.
— Вы киномеханик? — спросил Шарки.
Старик ответил, загибая пальцы:
— Садовник. Повар. Шофер. Уборщик. А к тому же и киномеханик, да. — Тоном и выражением лица он давал вам понять, что перегружен неимоверно.
— Надеюсь, что как киномеханик вы лучше, чем как садовник, — сказал Шарки, — Тут у вас настоящие африканские джунгли.
Йоси напустил на лицо искренно печальное выражение.
— Сришком старый, сришком, — простонал он, покачивая головой, — Парьцы не гнутся, — Он вытянул перед собой две подагрические ручки. — Пожаруйста, вы умеете работать с проектор.
Когда Шарки согласился, Йоси отвесил благодарный поклон, а потом устало опустился на стул.
— Только лучше, чтобы ваш босс об этом не знал, — заметил Шарки, — Он говорит, что, кроме вас, никто не может показывать его ленты.
Йоси кивнул.
— Мистер Рипски очень короший. Старый друг. Но иногда говно из него так и прет.
После получаса препирательств Клер и Липски выработали наконец соглашение о порядке показа фильмов. Сначала — его первый, потом — «Иуда», потом — его второй. Нас ждала лучшая выборка из лент Макса Касла, какая показывалась когда-либо за один сеанс. Три кинофильма в идеальном состоянии — именно в таком виде и хотел бы представить их зрителю автор. Это лежало почти за пределами восприятия зрения и разума. Липски выбрал «Графа Лазаря» и «Дом крови» — фильмы, в то время известные миру, если вообще известные, лишь как второсортные поделки категории «В», творения маргинального и теперь уже давно покойного автора, чья карьера, когда он работал над этими фильмами, подходила к заслуженному и бесславному завершению. Любой человек, читая строчку за строчкой их сценарии, не нашел бы там ничего, что отличало бы их от массы других поделок этого жанра. Два очередных ужастика от «Юниверсал». Даже актеры были набраны из традиционного состава тех времен, поднаторевшие в исполнении оборотней и кровососов. Эвелин Энкерс, Джордж Зукко, Анна Нагель, Гленн Стрейндж, Дуайт Фрай {148} . И тем не менее каждый кадр в этих лентах (показанных так, как это задумывал Макс Касл) был осенен какой-то сверхъестественной силой. Мы — Клер, Шарки и я — уже видели вспышки этой силы, просматривая фильмы, отобранные для фестиваля. Но здесь воздействие таланта Касла было цельным и ненарушаемым. Так же как и при просмотре «Иуды», меня подхватил ураган образов. Ощущение было такое, словно передо мной бушевал торнадо, а я пытался сохранить присутствие духа перед его всесокрушающей мощью. А мощь эта являла собой кино в чистом виде — основополагающий визуальный ряд этого вида искусства. Картинки в движении, смена оглушительных образов, что проносились по неизведанным оптическим потокам и достигали самых глубин загадочного континента по имени мозг.
Достаточно было отметить, что эти фильмы по любым стандартам сделаны мастерски и настолько превосходят обычный студийный уровень, что оказались в категории «В» только из-за ограниченного бюджета. Но здесь было нечто большее, нечто выходившее за пределы простого мастерства. Фильмы Касла навевали неподдельный ужас, который пронзал вас до мозга костей. Ни в одном эпизоде я не мог установить, откуда исходит эта сила, но я был уверен: к сознательному восприятию она не имеет никакого отношения. Скорее, дело обстояло так: за моими глазами какая-то иная часть меня видела иной мир, тот, где реальностью были вампир и его жертва, сверхъестественные события, богохульство. И снова мне на ум пришло словечко «нечистый». Такой нечистойможет быть только тварь, встающая из гроба, чтобы поживиться кровью невинной жертвы. Моим глазам открывалась исконная мерзость упыря; она запятнала меня. И не только меня. Она запятнала и Клер. Я увидел это, когда зажегся свет. У нее на лице было то же брезгливое выражение, что и после просмотра «Иуды»: выражение человека, который отказывается верить в только что увиденное. Она заставила себя досидеть до конца первого фильма и смотрела его во все глаза. Но смотреть еще раз «Иуду» она не стала; и «Дом крови» тоже, хотя Липски и сказал, что это его лучшая работа. Вместо этого она извинилась и ушла на кухню ждать меня и Шарки.
Я думал, что старик оскорбится ее уходом — ведь она отказывалась смотреть то, что он считал лучшим своим творением. Но он с таким нетерпением ждал «Иуды», что ему было наплевать на Клер. Миссис Липски, воспользовавшись уходом Клер, не стала терять времени и попыталась сполна извлечь выгоду из ситуации. Она быстренько, похихикивая и подмигивая, уселась рядом со мной. Фильм едва успел начаться, а ее нога уже назойливо терлась о мою. Еще через пять минут ее рука принялась гладить мою. «Извините, — сказал я, ища спасения, — Мне нужно проверить проектор». Остальную часть ленты я досматривал с Шарки из проекционной.
Липски смотрел «Иуду», не отрываясь от экрана, его тощенькое тельце распрямилось, он был весь внимание. Даже в проекционной были слышны его одобрительные вздохи, следовавшие за всеми ключевыми кадрами. Несколько раз я даже слышал, как он бормотал про себя: «Молодец, Макси… просто класс… идеально… идеально». К концу фильма он стал каждый кадр сопровождать жестами, переживая происходящее на экране. Когда зажегся свет, старик напоминал бегуна у финишной черты. Миссис Липски подошла к нему поправить кислородную подушку. «Бедненький Зиппи, — Она обращалась с ним как с ребенком, — Как он переволновался!» Липски поднял на нее взгляд — в глазах у него стояли слезы, грудь теснили рыдания, отчего он не мог вымолвить ни слова. Он открыл рот, потом закрыл, как умирающая рыба. Все, что ему удалось произнести, было: «Макс…»
Он не остался смотреть последнюю ленту. Позднее мы с Шарки нашли его на кухне вместе с Клер — они сидели рядышком за столом и нещадно дымили. Возникало впечатление, будто между ними идет задушевная беседа. Я решил, что, посмотрев «Иуду», старик смягчился и исполнился желания излить душу, хоть бы и перед Клер. Когда появились мы с Шарки, он вскочил и удалился в кабинку. Он не ответил на мои слова благодарности. У дверей миссис Липски удалось схватить меня за руку, и она пожала ее со значением.