Кинжал в постели
Шрифт:
– Вы не боялись?
– Я??? – совершенно искренне изумился Неклюдов. – Стал бы он на меня бросаться в присутствии охраны? Это раз.
– А два?
– А два… Я же сказал вам, что я уважаемый человек, – с выражением произнес Неклюдов, ухитрившись со своего места посмотреть на Олега свысока. – Кто-то, может, его и боится, но не я. И мне проблемы из-за этого урода не нужны. Я так ему и сказал, когда он явился ко мне с наглой рожей. И тут этот звонок от Боголюбова! Что ты будешь делать!!! Он все слышал, конечно… И, видимо, решил на встречу сходить
«Либо ты очень поздно спохватился, – подумал Воскобойников, – либо вовремя подстраховался».
Хитер старый лис. Очень хитер.
– Но ведь он его не убил, как я слышал. – Неклюдов вальяжно повел рукой перед собой. – И насколько мне известно, ранения были не столь серьезны. Боголюбов будто на днях выписывается?
Неплохо осведомлен, подумал Воскобойников. Более чем неплохо.
– И я, признаюсь, не удивлен, – закончил вдруг свою речь Неклюдов. Встал и указал Воскобойникову на дверь. – Думаю, что нам пора.
– Чему вы не удивлены? – Олег и не думал сдвигаться с места. Он еще не все узнал у этого противного заморыша.
– Тому, что ранения у Боголюбова пустяковые.
– Да? А почему не удивлены?
– Потому что он не собирался его убивать! И не смог бы никогда! Он всего лишь хотел его напугать. И остановить, если хотите, – фыркнул Неклюдов и широко распахнул дверь кабинета.
– Почему?! Почему вы так уверены, что он не стал бы убивать?!
Как завороженный Воскобойников двинул за ним следом и, к слову, еле поспевал. Низкорослый Неклюдов оказался шустрым на ногу.
– Потому что… – Он резко остановился у двери в магазин и глянул на него снисходительно. – Потому что в вашего Боголюбова стрелял его сын…
Глава 21
Боголюбов вышел на больничное крыльцо и приятно удивился. На стоянке стояла его машина. Возле нее, покручивая ключами на пальчике, топталась Мари. До того свеженькая и хорошенькая, что захватило дух, и снова заныли ранения, которые доктор назвал пустяковыми.
Может, и были они несерьезными, спорить бы он не стал. Но все равно болело. Причем болело почему-то все тело от пяток до макушки. Так болело у него однажды после массовой драки в зоне. Когда он встрял за чьи-то, пересекающиеся с его, интересы. Его тогда не поколотили, но он так яростно работал, руками и ногами, что потом болело все. И приходилось прилагать усилия, чтобы встать с койки, лечь на нее и присесть к столу.
– Привет! – ласково улыбнулась Мари и подалась ему навстречу. – Как ты?
– Нормально. А ты?
– Соскучилась. – Мари потерлась щекой о его заросший подбородок. – Колючий какой… Есть небось хочешь? Поехали домой?
Домой? Есть? Боголюбов вспомнил ее овсянку, салатики, поморщился. И Мари неожиданно угадала. И рассмеялась.
– Да нет, Сереж, я не готовила. Еду заказала в ресторане. Стол накрыт. Едем? Кто за рулем? Ты? Я?
– Давай ты. – Он вытянул руки и глянул с сожалением на подрагивающие пальцы. – Сил нет что-то…
Они уселись: Мари за руль, он рядом. Мари завела машину, вырулила со стоянки. Аккуратно проехала тесным коридором между машинами. При выезде на проспект Сергей вдруг схватил ее за руку.
– Поворачивая направо, – потребовал он.
– Но нам же налево, Сереж, – возразила она, недоуменно моргая.
– Направо… Заедем на кладбище. Давно у своих не был. Давно…
Она молча кивнула и подчинилась.
К воротам кладбища они подъехали через полчаса. Машин было мало, припарковались без проблем. Мари выпорхнула из машины, помогла ему выбраться, крепко ухватила его под руку и пошла рядом, испуганно озираясь по сторонам.
– Ты чего? – Он погладил ее ладошку. – Боишься?
– Не люблю тут находиться, – Мари исподлобья глянула на могилу, мимо которой они проходили. – Не люблю!
– Их нечего бояться. Оттуда еще никто не вернулся, – проговорил Боголюбов и пошел к знакомой ограде.
Могилы сына и жены были ухожены, оградка покрашена. Цветы стояли свежие, но только у жены.
Надо же, с теплом подумал Боголюбов о своих соседях, и тут не забыли позаботиться. Квартиру в порядке содержали и могилы.
– Вот здесь мои родные… – ломающимся от волнения голосом произнес он, присел на корточках, провел ладонью сначала по одной, потом по второй фотографии, прошептал: – Привет…
Он потом что-то еще шептал им. Что-то хорошее и светлое. В чем-то винился, за что-то просил прощения. Не заметил, как пошел дождь. И на Мари почти не смотрел. Она покорно сидела на скамеечке и не отводила взгляда от фотографии его сына. Лицо ее было серым то ли от испуга, то ли от холода. Ему сделалось стыдно.
– Идем, ты совершенно замерзла. – Сергей встал, отряхнул колени, в какой-то момент, даже не заметив, он опустился на землю. – Идем, Мари.
Но она почему-то упорно не вставала, продолжая таращиться на могилу его сына. Вернее, на его фотографию.
– Мари! – повысил голос Боголюбов. – Ты чего?
Она вздрогнула, вытащила из кармана руку и, вытянув ее в сторону памятника его сыну, произнесла:
– Ты сказал, что оттуда не возвращаются?
– Да, сказал. Идем. – Он уже пожалел, что притащил ее сюда, не ожидал, что она так расквасится.
– Ты сказал, что оттуда не возвращаются?! – чуть громче спросила Мари, и ее начало колотить.
– Мари? Что с тобой, детка?
Боголюбов с силой сорвал ее со скамейки, прижал к себе, погладил по содрогающейся спине.
– Сказал, конечно, сказал, это факт непреложный, – начал говорить он тихим, ласковым голосом, хотя обниматься с другой женщиной на могиле жены было неприятно. – Оттуда не возвращаются, Мари.
– Но он… Он жив! – И ее трясущаяся ладошка снова ткнула в сторону памятника его сыну.
– Кто жив? – Боголюбов недоуменно проследил ее жест.
– Этот парень… Он жив, это точно!