Кинжал Зигфрида
Шрифт:
Она молчала, и он, оглядываясь и подбадривая ее улыбкой, побежал к дороге ловить машину. Там, где осталась Таисия, было темно. Чуть поодаль фонарь в бледном ореоле освещал блестящий от воды асфальт, лужи и косые полосы дождя.
Таисия не понимала, что происходит. Почему встреча не состоялась? Ее трясло от холода и отчаяния. Вдруг сзади раздался шорох – она пикнуть не успела, как перед глазами что-то мелькнуло, а в горло впилась удавка. Дыхание перехватило, ноги и руки стали ватными… Из последних сил она рванулась, захрипела… В глазах вспыхнули искры, и свет фонаря померк…
Таисия
Она снова провалилась в блаженное беспамятство и снова вынырнула в кошмар боли и холода. Кто-то тряс ее, бил по щекам, приподнимал и с тревожными возгласами опускал на ледяное ложе. Она не ощущала ни рук, ни ног, только сотрясающий ее кашель и рези в горле. Страха еще не было, он появился, когда Таисия узнала склонившееся над ней лицо и закричала в ужасе. Вместо крика из ее синих губ вырвался слабый стон…
Кто-то говорил, но слов было не разобрать. Голоса то отдалялись, то приближались, сливаясь с шумом дождя. Голова стала непомерно огромной и тяжелой, онемевшей. Таисия силилась осознать, что с ней, и не могла. В мозгу медленно, с чудовищным скрежетом поворачивались какие-то шестерни, приводя в движение заглохший механизм. Потом наваливалась чернота.
В тот же момент другая Таисия, легкая и невесомая, наблюдала со стороны за непонятной картиной, не испытывая при этом ни боли, ни страха, ни холода. Дождь продолжал лить, странным образом не попадая на нее. Она с любопытством смотрела, как человек в военной форме, промокший насквозь, возился с распростертым на траве телом.
«Это мое тело? – с равнодушным недоумением подумала она. – Почему оно там, внизу? Как мне хорошо и как не хочется иметь с ним ничего общего. А что это блестит на безжизненной бледной руке? Обручальное кольцо? Откуда? Я же дала обет безбрачия…»
– В тот раз тебя заставили, – добродушно, без малейшего осуждения произнес старческий голос. – На сей раз ты не успела.
Это был Авксентий. Он смотрел на нее с умилением и любовью.
– Ты опрометчиво дала клятву сразу двум мужчинам, – добавил он. В его голосе появилось сочувствие. – Ты не можешь уйти сейчас.
Таисия собралась возразить, но преподобный уже исчез, растворился в дождевых струях. А она снова содрогнулась от боли…
Чьи-то руки оторвали ее от земли и понесли. Она лишилась чувств и пришла в себя в теплой тесноте автомобильного салона, с неловко подвернутой головой, с затекшими ногами. Пахло нашатырем…
Глава 24
Он опять покинул хозяина, в который уже раз. Он потерял счет времени, потерял счет рукам, которые гладили его, порочно наслаждаясь его красотой и совершенными линиями. Его искусство подобно удару молнии или стреле Эроса, которая впивается в сердце. Экстаз смерти сродни экстазу любви.
Он любил звуки боя и рвущейся плоти, ласковый шепот крови, стоны умирающих и торжествующие крики победителей. Это его музыка, он
Он любил хлопки дверей, откидывающихся крышек, звон металла, шуршание бархата и скрип кожи. Это были звуки свободы. Даже скрежет вгрызающейся в землю лопаты радовал его, ведь он обещал свет. А значит, приключения. Он снова ощутит тепло человеческой руки, снова почувствует себя нужным, желанным и всесильным.
У него тоже была душа – не такая, как у живых людей и мифических героев, – сумрачная, жадная до удовольствий, чуждая добру и злу. Он никому не служил, никого не щадил. Существуя на грани яви и сна, он не делал различий между вымыслом и действительностью. На самом деле их нет.
Горы Шотландии не более реальны, чем туманная страна нибелунгов, а бескрайние российские просторы – чем подводный мир дочерей Рейна. Легендарный замок короля Артура ничем не уступает замку Вевельсбург, и могущественные вожди людей, как, например, Цезарь или Тамерлан, такие же пленники времени, как рыцарь Ланселот или бесстрашный Зигфрид.
Иногда, от скуки, перед ним чередой проходили выпавшие на его долю скитания – сырые подземелья шотландского замка, откуда во времена римского императора Клавдия он перекочевал в вещевой мешок невежественного легионера. Потом он попал в руки монаха-бенедиктинца и обосновался в монастыре. Его искал некий Брюс, который позже взошел на престол Шотландии под именем Роберта I…
За давностью и обилием имена и даты хаотично переплетались, образовывая нескончаемую ленту событий, где он исполнял ведущую роль. Женщины обожали его не меньше мужчин. Он помнил нежную шелковистость женских ладоней, тот жар, с которым они пускали его в ход, и слезы, обжигающие его острие.
У него тоже была возлюбленная – не такая, как у людей, богов и героев, – с которой он не разлучался тысячелетие за тысячелетием. Она прильнула к нему намертво, приникла вечным поцелуем, слилась с ним в непрерывном экстазе. Ее крылышки трепетали, а хоботок со сладострастной чувственностью погрузился в его естество, чтобы никогда не отстраняться.
Он носил ее на себе, как тавро любви, как печать страсти. Он поил ее кровью, которую пил сам, и услаждал ее слух теми звуками, которые давали упоение ему. Она окрыляла его, а он дарил ей бессмертие…
Москва
Начальник службы безопасности компании «Юстина», которую возглавлял отец Астры, имел множество связей в разных кругах. Просьба дочери босса порекомендовать ей специалиста по старинному оружию показалась ему пустячной. Разумеется, такой человек был найден и согласился дать необходимую консультацию.
– Хочу подарить Матвею антикварный клинок, – объяснила по телефону Астра.
– Вообще-то колющие и режущие предметы дарить не принято, – осторожно посоветовал Борисов. – Тем более это касается холодного оружия.