Кио ку мицу! Совершенно секретно — при опасности сжечь!
Шрифт:
Тогда Рихард решил сам поехать в Китай, чтобы выяснить обстановку, проверить те выводы, которые сделали разведчики в связи с развернувшимися там военными событиями. Он был согласен с Ходзуми Одзаки, который утверждал, что Япония надолго завязнет в Китае, что начавшаяся война не принесет ей решающих успехов. Ходзуми не скрывал своего мнения, и каждый раз при встречах с Коноэ, будь это на сборищах «любителей завтраков», на аудиенциях в кабинете премьер-министра, он непрестанно утверждал, что война в Китае только отвлечет национальные ресурсы, ослабит экономический потенциал Японии. Что же касается Китая, то его сопротивление будет все возрастать и вызовет к жизни новые силы для борьбы с японскими экспедиционными
Конечно, доктор Зорге был в курсе разговоров, которые вел Одзаки с премьером Коноэ. Тогда и решили: надо сделать все для того, чтобы Япония не так-то легко добилась победы в Китае. Нужно помочь китайским национальным силам усилить сопротивление японской агрессии. Тем более что Чан Кай-ши вынужден был возглавить антияпонскую борьбу и заключить перемирие с китайской народной армией, возглавляемой коммунистами. Такова была точка зрения Рихарда Зорге.
Оформление документов прошло без особых затруднений — визы, паспорт, рекомендательное письмо из японского генерального штаба лежали в кармане Зорге. Рихарду нужно было только нанести прощальный визит германскому послу Герберту фон Дирксену.
Перед отъездом в Китай доктор Зорге до глубокой ночи просидел у посла. Желая выяснить отношение германского правительства к событиям в Китае, Рихард задал прямой и, казалось бы, наивный вопрос должен ли он в своих корреспонденциях из Китая поддерживать позиции Коноэ, или у господина посла на этот счет есть другое мнение?
Разговор велся неторопливо и часто переходил на отвлеченные темы. Оба они увлекались коллекционированием древних восточных статуэток, и беседа об этом доставляла обоим удовольствие. Рихард не торопился выяснять вопросы, ради которых он приехал к послу, — все придет в свое время.
Зорге рассказывал, как в Киото ему удалось за бесценок купить чудесную статуэтку Будды Майтреи. Несомненно, это работа северных мастеров — сочетание наивного примитива с искуснейшей резьбой, передающей тончайшие нюансы характера божества, а скорее характера самого резчика.
— Как вам удается добывать такие уникумы?! — не скрывая зависти, воскликнул фон Дирксен.
— Мне просто везет! — усмехнулся Зорге. — Вероятно, это компенсация за бродяжий характер. Я люблю скитаться по свету.
Под потолком горела яркая люстра, на письменном столе стояла зажженная лампа. Был включен и торшер между кожаным диваном и креслами. В одном из них сидел уже пожилой, беловолосый посол фон Дирксен. Он любил яркий свет — ни один уголок кабинета не оставался в тени. В этом ярком раздражающем свете морщины, бороздившие лицо Зорге, казались еще более глубокими, и выглядел он сейчас значительно старше своих сорока двух лет. Зато глаза его сейчас поголубели и молодо глядели из-под широких бровей. Выражение его лица постоянно менялось — то это было суровое лицо скифа, то оно становилось вдруг по детски добродушным, и тогда из глаз, только что метавших колючие искры, лучилась мягкая, добрая теплота.
Его собеседник, Герберт фон Дирксен, являл собой полную противоположность Зорге — педантичный, подтянутый дипломат старой немецкой школы. Он отрывисто посасывал сигарету, выпуская клубы дыма, казавшиеся прозрачными в ярком свете люстры, торшера и настольной лампы.
— К сожалению, я прикован к креслу, к столу, кабинету, — сказал Дирксен. — У корреспондента больше возможностей, нежели у дипломата.
— Я помогу вам, — засмеялся Зорге. — Знайте: если меня убьют в Китае, я завещаю вам свою коллекцию. Согласны?…
Фон Дирксен предостерегающе поднял руку:
— Послушайте, господин Зорге, я не суеверен, но все же на вашем месте я бы не стал так шутить перед отъездом… Зачем пытать судьбу?
— Вы отказываетесь? — продолжал шутить
— Я бессилен против такого соблазна, — рассмеялся фон Дирксен.
Послу нравился этот веселый, непоседливый корреспондент, умевший прекрасно ориентироваться в сложнейшей политической обстановке. Фон Диркген не первый год жил в Японии, считал себя сведущим человеком, но всегда охотно выслушивал мнение энциклопедически образованного франкфуртского корреспондента.
— Ну, а что вы скажете о своей поездке? — спросил фон Дирксен. Беседа, ради которой Зорге приехал к послу, подходила к своей кульминации. — Как вы оцениваете обстановку в Китае?
— Она не удивляет меня, — ответил Зорге. — Во всяком случае, поведение Японии логично, оно вытекает из всей ее многолетней политики.
— То есть?
— Видите ли, за сорок пять лет до русско-японской войны в японском флоте было только одно паровое судно — прогулочная яхта, которую английская королева подарила микадо. Да и эта яхта стояла на приколе, потому что не знали, как управляться с паровым двигателем. А в начале века Япония располагала мощным современным военно-морским флотом в полторы сотни вымпелов и водоизмещением почти в триста тысяч тонн! А сейчас, как я слышал, японцы заложили на стапелях крупнейший в мире линкор «Ямато» водоизмещением в шестьдесят с чем-то тысяч тонн. Это кое-что значит, кое о чем говорит… Я привык оперировать фактами.
— Да, но сейчас близится уже середина нашего века. — Фон Дирксен сказал так, чтобы подзадорить собеседника.
Зорге понял это и продолжал с нарастающей горячностью:
— Я хочу сказать, что военный флот строят не для прогулок, хотя морскому флоту Японии и положила начало прогулочная яхта. Подтверждением этому может служить русско-японская война. Она началась с нападения японских кораблей на русскую эскадру. Это уже двадцатый век. Не так ли? Флот, как и японская армия, служит основой агрессивной политики — создания так называемой «сферы сопроцветания Великой Азии». Для меня это азбучная истина. Вспомните: сначала захват Кореи, потом интервенция в России, оккупация Маньчжурии, теперь война в Китае. Я глубоко уверен, что японская экспансия не ограничится проникновением в Китай. Кстати говоря, наше положение там весьма сложно. С одной стороны, мы заигрываем с японцами, с другой — помогаем Китаю, поставляем оружие Чан Кай-ши и держим в китайской армии своих военных советников.
Посол фон Дирксен все с большим интересом следил за ходом мыслей своего экспансивного собеседника. Франкфуртскому корреспонденту нельзя отказать в логике, в политической хватке. Германского посла в Токио давно тревожила ситуация, которая сложилась на Дальнем Востоке. Фон Дирксен обладал большим дипломатическим опытом, но в данном случае все еще не решил, как выйти из сложного, даже щекотливого положения. Теперь многое зависело от того, как он, фон Дирксен, будет информировать свое министерство иностранных дел. В раздумье фон Дирксен сказал:
— На Дальнем Востоке мы придерживаемся неуклонной политики нейтралитета.
— И держим в Китае наших советников во главе с генералом Фалькенгаузеном и его штабом! — иронически воскликнул Зорге. Он остановился перед фон Дирксеном, засунув одну руку в карман, другой резко жестикулируя с зажатой в пальцах недокуренной сигаретой. — Это не политика, а дерьмо! Германские советники нужны были, когда Чан Кай-ши воевал против китайской Красной армии. А теперь они действуют против Японии. Фалькенгаузену пора ехать в Берлин. Да, да!… Фалькенгаузен — это лакированный сапог, а не человек. Пусть марширует себе на Унтер-ден-Линден, здесь ему нечего делать. Иначе они наломают дров, идиоты!…