Кио ку мицу !
Шрифт:
Что было делать? Хитрить!..
Начальник генштаба согласился с главой правительственного кабинета. Да, да - в Маньчжурию поедет генерал Тетекава. Письмо уже написано.
Когда Тетекава перед отъездом зашел попрощаться, Сатбо Хамба сказал ему:
– Это письмо, Тетекава-сан, не нужно передавать командующему... Не нужно, повторяю... Оно должно затеряться в пути. Но Хондзио пусть знает его содержание и всю ответственность за события должен принять на себя даже в том случае, если поступят указания от императора прекратить инцидент. На словах скажите ему, что я послал вас с заданием отменить инцидент, но сам я против такой отмены... Приезжайте в Мукден с таким расчетом,
Напутствуемый такими сложными, запутанными, противоречащими друг другу указаниями, генерал Тетекава, начальник разведывательного отдела генерального штаба, в половине сентября тридцать первого года уехал в Маньчжурию.
ДОКТОР ЗОРГЕ ИЗ ФРАНКФУРТА
Года за полтора до назревавших мукденских событий в Китай приехал журналист Джонсон. Александр Джонсон. Во всяком случае, так он подписывал статьи, которые время от времени посылал в заштатные американские газеты. Он корреспондировал также в немецкую экономическую газету, писал в специальные журналы, но главным образом изучал вексельное право, банковское дело в Китае. Говорили, что отец его - преуспевающий инженер, работал поставщиком в нефтяной промышленности, потом директором небольшого банка в Берлине. Было совершенно естественно, что сын пошел по стопам отца, готовя себя к деятельности в области финансово-экономических отношений. Именно с этой целью он и приехал на Дальний Восток.
Друзья называли Джонсона Ики, но настоящее его имя было Рихард. "Рихард Зорге - доктор социологических наук, Франкфурт-на-Майне, Германия", как значилось в его визитной карточке.
Он был элегантен, подтянут, довольно высок ростом, слегка прихрамывал - след тяжелого ранения в минувшую войну, но эта легкая хромота не нарушала статности его спортивной фигуры. Крупные черты лица доктора оживляли внимательные серо-голубые глаза, временами становившиеся почти синими. Широкие, приподнятые вразлет брови придавали лицу выражение восточного воителя, изображаемого на старинных китайских гравюрах. Выглядел он несколько старше своих тридцати пяти лет, высокий, открытый лоб прорезали глубокие морщины. Копна густых темно-каштановых волос и волевой подбородок довершали внешний облик доктора Зорге, или Александра Джонсона, как подписывал он свои статьи.
Задержавшись на несколько дней в Пекине, Зорге поездом приехал в Шанхай. После жестоких морозов, перенесенных им в пути через заснеженную Сибирь, Шанхай встретил его теплыми ветрами, зеленью парков. Приближалась весна.
Сначала Зорге поселился в отеле на Нанкин-род, в самом центре Шанхая. Окна его номера выходили на широкую набережную бескрайней Хуанпу - реки-работяги, которая просыпалась с рассветом и замирала глубокой ночью. Отель принадлежал бывшему контрабандисту Сашэну, торговцу опиумом и оружием для враждовавших китайских генералов. На том он и разбогател, контрабандист Сашэн, но времена наступали смутные, и он предпочел вложить добытые капиталы в более надежное предприятие.
Рядом с отелем стоял многоэтажный Английский банк с бронзовыми львами у входа. В этом банке молодому доктору социологических наук предстояло начинать свою исследовательскую работу.
Прежде всего Зорге отправился к германскому консулу - таков закон для каждого иностранца: являться с визитом к своему консулу. Толстяк Борх встретил доктора с распростертыми объятиями. Для консула рекомендательное письмо, представленное Рихардом, было почти законом.
Письмо было от председателя германского химического общества, созданного при гигантском концерне "ИГ Фарбениндустри", который интересовался емкостью китайского рынка для сбыта немецких химических товаров
Консул вложил письмо обратно в конверт и располагающе улыбнулся. "Э, парень-то, видно, с головой, - подумал он, - если имеет такое деликатное поручение!"
– Прошу вас, дорогой доктор, чашку кофе!
– С удовольствием.
Зорге долго рассказывал о Германии, о своих планах.
– Видите ли, господин консул, - говорил он, - журналистский опыт у меня небольшой, но, надеюсь, он мне пригодится. Главное же, чем я хочу заняться, это изучением банковской системы в Китае, вексельным правом. Я изучал его еще в экономическом институте. Да и отец мечтал видеть меня финансистом... Диссертация о государственных тарифах позволила мне стать доктором. Так что здесь я подкован лучше, чем в журналистике. В Шанхай я приехал на два года по договору с германо-китайским обществом исследования восточных проблем. Надеюсь, что это время с вашей помощью не пропадет для меня даром... Ну и, конечно, считаю для себя большой честью выполнить поручение химического объединения.
Генеральный консул посасывал сигару и слушал молодого доктора. Он все больше ему нравился. Нравилась его скромность, сдержанность, уважительность в разговоре.
Господин Борх охотно взял на себя опеку над этим приятным, общительным немцем, который впервые оказался в Китае и, несомненно, нуждался в поддержке. Тем более что у него такие связи в Германии... Толстяк Борх одобрительно отнесся к идее доктора - совмещать исследовательскую банковскую работу с работой корреспондента. Это позволит господину Зорге поездить по всей стране, посмотреть, познакомиться. Когда же еще ездить, как не в молодые годы!
Прежде всего консул Борх настоятельно рекомендовал доктору отправиться в Нанкин и познакомиться там с военными советниками при армии Чан Кай-ши. Они имеют возможность свободно ездить по всей стране, куда им вздумается.
– Имейте в виду, мой молодой друг, вам прежде всего надо установить хорошие связи. На этом держится мир и карьера.
– Борх по-отечески обнял Рихарда за плечи и добавил: - Вот что! Поедете в Нанкин, надевайте свой лучший костюм. Там это любят. И еще: если встретитесь с Чан Кай-ши, будьте с ним предельно учтивы. Это лучший способ завоевать его расположение.
Как только выдалось время, Зорге поездом отправился в Нанкин столицу гоминдановского Китая. Там располагался штаб германских военных советников.
Было душно, термометр показывал выше двадцати пяти градусов. Не задерживаясь в гостинице. Рихард поехал в штаб, который находился в просторной двухэтажной вилле с мансардой, выходившей окнами в тщательно ухоженный сад с прекрасными цветниками, китайскими мостиками, искусственным прудом и гротами из дикого серого камня. Рихард поднялся в приемную и, не дожидаясь, когда о нем доложит китаец-служитель, прошел на веранду, откуда доносился гул мужских голосов. Офицеры сидели в одних сорочках, развесив кителя на спинках плетеных кресел. Под потолком вращались электрические опахала-вентиляторы, но и они не спасали от душной жары.
– Господа, вам привет из Берлина!
– воскликнул Зорге, останавливаясь в дверях с поднятой рукой.
– Может быть, мне тоже дадут здесь выпить?!
Через полчаса Рихард, сбросив пиджак, сидел в центре офицерской компании, в окружении сдвинутых со всей веранды кресел. Он уже перезнакомился со всеми советниками и как бы между делом сказал, что в мировую войну сам торчал под Верденом, кормил там вшей и ползал на животе. Конечно, среди двух десятков германских офицеров нашлись сражавшиеся на Западе.