Кипение страстей

Антонова Наталия

И, вот, пожалуйста, она снова пропала из его поля зрения на неопределённое время.

– Бедный Дон…

У него был превосходный слух. Обычно он издали слышал её шаги.

А интонацию её голоса он отыскал бы в любой какофонии звуков.

– Бедный Дон…

Но сначала прямо из аэропорта, Мирослава поехала к своей клиентке.

Элен Максимова с семейством обитала в коттеджном посёлке, расположенном на берегу Волги.

Мирослава вышла из такси и поёжилась. Ветер был довольно холодным.

Осень в средней полосе

не была такой щедрой на тепло, как на юге.

… Вдалеке серебристыми чешуйками водяной кольчуги поблёскивала река.

Был виден жёлтый песок косы пролегающей посередине, там ветер редким воздушным гребнем расчёсывал волосы зелёных ивовых ветвей ещё совсем нетронутых осенней позолотой.

Мирослава отыскала номер дома Элен.

Как ни странно, ворота были открыты. Мирослава вошла.

Конечно, нельзя было исключать наличия во дворе собаки…

Мирослава не спешила, но и не медлила. Собаки не было видно. Да и не боялась она собак.

На подъездной аллее стояла «мазда» бледно-голубого цвета.

Мирослава поднялась на крыльцо и нажала на кнопку звонка.

Пространство за дверью огласилось медными раскатами гонга.

Через некоторое время дверь распахнулась.

На пороге стоял молодой мужчина в халате, имитирующем восточный орнамент.

Он с недоумением уставился на Мирославу, – вам кого?

– Я хотела бы поговорить с Элен Максимовой, – вежливо произнесла Мирослава.

Она давно усвоила, что доброжелательность открывает почти все двери.

– Элен нет, – грустно ответил мужчина.

– А где она?

– Должно быть, на работе, – тон его голоса окрасился в грязно-коричневые тона недовольства, – моя любезная жёнушка только что примчалась из аэропорта и снова куда-то унеслась пару минут назад.

Мирослава вздохнула.

Мужчина оглядел её с ног до головы.

– Если хотите, то можете подождать её, – смилостивился он, – входите.

– Спасибо, – Мирослава вошла в дом.

– Как вас зовут? – спросил он.

– Мирослава.

– А я, Юрий Базилевский. Муж Элен.

– Очень приятно, – произнесла Волгина банальную фразу. Что ещё она могла сказать в данном случае?..

– Взаимно, – не отличился он оригинальностью. – Вы подруга Элен?

Мирослава не успела ответить.

– Мама! Мама! – донёсся откуда-то детский заспанный голосок.

– Нет, солнышко, это не мама, – голос Юрия наполнился теплом и грустью.

– А мама?

– Мама скоро придёт.

– Извините, – сказал он Мирославе, – проходите в гостиную и подождите. Я скоро вернусь.

– Да, конечно, – проговорила Мирослава, стараясь вложить в голос, как можно больше тепла и сочувствия.

Когда он исчез за одной из дверей, Мирослава прошла в гостиную и сразу села на мягкий диван с удобной спинкой. Она зевнула и закрыла глаза.

Перед её внутренним взором всплыла радужная оболочка глаз Дона, названная сладким греческим словом «ирис»…

Она меняла оттенки основного цвета в зависимости от освещения и настроения, в котором пребывал Дон…

Но чаще всего его глаза были похожи на золотистый свежезаваренный чай или на янтарь.

Хозяин дома появился не раньше, чем через полчаса в том же халате с восточными мотивами, но свежевыбритый.

– Извините, что заставил вас ждать, – сказал он, – сами понимаете, маленький ребёнок. Очень скучает по матери. А Элен, – он сделал долгую паузу, – ни им, ни мной почти не интересуется.

– Должно быть, ваша жена слишком занята, – обронила Мирослава осторожно.

– Чрезмерно, – проговорил он недовольно.

– Бизнес, как правило, поглощает много времени и чтобы заработать, приходится от чего-то отказываться, – тщательно взвешивая каждое слово, проговорила Мирослава.

– Вот она и отказывается от ребёнка! – резко ответил Юрий.

В большие окна лился золотистый, щедрый свет. В саду шуршали опадавшие листья.

– Впрочем, забудем об этом, – сказал хозяин дома, – вы голодны? – спросил он.

– Слегка, – улыбнулась Мирослава.

– Тогда я угощу вас поздним завтраком, – если не возражаете?..

– Буду благодарна.

– Пойдёмте на кухню, – позвал он.

Мирослава поднялась с удобного дивана.

– Вы знаете, – словно извиняясь, произнёс Юрий, – у меня было довольно бедное детство. Мать учительница начальных классов, отца я не помню. Он сбежал сразу после моего рождения, – Юрий развёл руками, – и кухня для меня такое место, где уют и домашнее тепло. Порой закрою глаза и кажется, что пахнет мамиными пирогами, – он печально улыбнулся.

– А ваша мама живёт всё там же? – спросила Мирослава осторожно, чувствуя подводные камни.

– Она умерла, – ответил он тихо.

– Простите.

– Нет, ничего. Это было девять лет назад. Я учился в литературном институте, а мама скончалась в одночасье от кровоизлияния. Даже не поболела, не полежала, не отдохнула. Всю жизнь надрывалась за гроши. Ни единого дня не пожила для себя, – он посмотрел на Мирославу, – простите, я, кажется, утомил вас своими воспоминаниями.

– Нет, что вы, – отозвалась Волгина, – наверное, вы очень любили свою маму…

– Безумно! Но больше об этом не слова, прошу вас.

Она кивнула.

– Сейчас будем пить кофе, – голос Юрия стал мягким.

Они прошли на кухню – огромную и светлую, уставленную дорогой импортной мебелью.

Юрий включил газ, поджёг конфорку и налив в турку воды, поставил её на огонь.

Через некоторое время всё пространство кухни заполнил упоительный аромат.

– Вам с сахаром? Со сливками? – спросил Юрий.

– Нет, спасибо, чёрный, – ответила она.

– «Чёрный, как дьявол, горячий, как ад, чистый, как ангел и нежный как любовь…» – процитировал он Талейрана.