Кипиай
Шрифт:
Шум снаружи прекратился. Хлопнула дверца за моей спиной – значит, выход был сзади, и вот появился он, а в руках у него были два сухих веника. Он встал прямо возле меня и начал обмахивать ими меня, и я ощутил нахлынувший жар, который накатывал волнами, словно прибой на песчаный пляж. Старик двигался умело, поворачивал веники под разными углами так, что горячий воздух обдувал меня со всех сторон.
Его слепые глаза смотрели теперь куда-то в стену надо мной, ресницы не смыкались, и от этого было жутко. Размахивая руками, он раскачивался всем телом из стороны в сторону.
Я закрыл глаза. Сил не хватало
Старик перестал обдувать меня вениками, зашумел чем-то рядом со мной на полу, а затем я услышал лязг металлического засова, и вдруг на меня пахн'yло жаром, а затем раздался громкий плеск воды и яростное шипение, снова плеск и снова шипение и так несколько раз – старик поддавал. Воздух облепил меня со всех сторон, стал обжигающе-горячим, я почувствовал, как начал потеть, с меня полилась вода, а в воздухе возник какой-то новый, незнакомый мне аромат.
Старик снова вернулся ко мне со своими вениками, но, разогнав раскалённый смерч над моим телом, затем с шумом бросил оба веника на пол и взялся за меня. У него оказались на удивление сильные и цепкие руки – он одним движением перевернул меня на живот, словно тряпичную куклу, просто перебросил с одной стороны на другую. Затем осторожно уложил мою голову набок и снова начал работать надо мной. Горячий и влажный воздух окутывал меня, накатывал волнами, оставляя на коже капельки пота. В воздухе висел плотный запах, такой мощный и дурманящий, что у меня начала кружиться голова. Кажется, раньше я называл это «словить вертолёт» – но такое бывало со мной обычно только с сильного перепоя. Мир вокруг меня стал вращаться, и сознание вслед за ним, но только в другую, противоположную сторону, и я сразу перестал понимать, где верх, а где низ, да и были ли они тут.
Старик несколько раз провёл по мне веником, а затем с размаху ударил. Он начал охаживать меня по всей спине, двигаясь сверху вниз и обратно, затем перешёл к ногам, крепко взял их и согнул в коленях и начал шлёпать меня по голеням, икрам и пяткам. Время от времени он крутил веники над головой, а затем прижимал их плотно к моим ногам, и я чувствовал, как раскалённые ветки дерева передают жар мне. Я уже утопал в поту, с лица текло не переставая, сердце колотилось как безумное, я слышал его глухие удары и вновь ощущал, как по моему телу несётся кровь, но только теперь она не несла с собой боль, руки и ноги начинали наливаться – не силой, но жизнью, а чёрная точка в моей груди всё росла и становилась всё шире и ярче, и я оживал.
Внезапно старик бросил веники на скамью рядом со мной и схватил меня на руки, легко, словно я ничего не весил. Я хотел что-то сказать, но мои губы меня ещё не слушались, я попытался оттолкнуть его, но руки, хоть я их и начал ощущать, пока не работали. А старик уже донёс меня до двери, ударом ноги распахнул её и шагнул наружу, а там был снег, только снег и ночь, бесконечная ночь, и звёзды над головой, и деревья вокруг, и маленькая блестящая лунка среди снега. К этой лунке
И снова тысячи игл впились в меня со всех сторон, и я закричал, погрузившись с головой, и вместо крика у меня изо рта вырвались пузыри, я вдохнул густую воду полной грудью и стал молотить руками и ногами во все стороны, они наконец-то начали шевелиться, хотя какой в них был теперь прок – в воде не за что было ухватиться. И только чёрно-синяя тьма была со всех сторон и густая от мороза, обжигающая вода, и она же возникла внутри меня, в лёгких, разрывая кашлем грудь… но вдруг что-то схватило меня крепко за волосы и дёрнуло вверх, и я, почти не почувствовав боли, настолько было холодно, взмыл над прорубью и увидел, что вишу в одной руке у старика, который держит меня за волосы и смотрит на меня своими слепыми, белёсыми глазами, а от меня во все стороны валит облаками пар, а от него – ни облачка, словно он и есть этот холод и зима, часть их и целое. Он подхватил меня двумя руками, и я снова почувствовал, насколько он ледяной, а он уже шёл обратно в парилку. Там он бросил меня на скамью и начал лить воду на камни, прямо в открытую пасть печи. Пар обдавал его, но он даже не пытался увернуться, словно не ощущал ничего – ни боли, ни жара, ни холода – ничего.
Я лежал на скамье лицом вниз, а он разгонял волны влажного жара и продолжал бить меня вениками по спине. Я погрузился в транс – не сон, не явь, и где-то между этими двумя состояниями был я. Лежал в парилке и горел, потел, тяжело дышал, стонал, – а старик, как машина, не знающая усталости, работал надо мной. И я смотрел в его беспощадные белёсые глаза, застывшее лицо, и вдруг попытался коснуться своего лица. Я поднял ладонь и провёл ею по своей щеке, тронул нос, и меня захлестнуло счастье, которого никогда не бывало. Я остро почувствовал, что жив – что бы со мной сейчас ни происходило, я не замёрз, там, в лесу, сумел спастись. Видимо, меня вынес из чащи этот человек.
В спутанном сознании всплыли два слова: «Доверенное лицо». Но сил думать об их смысле не было. Я смотрел на свои ладони и руки, мои любимые прекрасные руки. Насколько же сложны они, как тонко и чётко работают: согнул палец – и маленькая косточка пришла в движение под кожей, согнул другой – напряглась жилка в запястье, натянулась кожа! Всё связано воедино.
Но лишь я моргнул, как вместо ладоней с пальцами у меня стали две культи, две обрубленные тупые культи с ровной кожей на том месте, где только что шевелились мои пальцы и напрягались под кожей жилки. Крик ужаса застрял у меня в горле, я всё ещё был нем и только отчаянно смотрел на руки, переводя взгляд с одной на другую, а затем на старика, который, как-то почувствовав моё замешательство, вдруг замер и посмотрел прямо на меня. Мне даже показалось, что он видит меня: он уставился прямо на мои культи, затем поднял лицо и вдруг широко осклабился, показав голые бледно-розовые дёсны. Слепой старик улыбался, глядя на меня, оставшегося без рук, и это было настолько чудовищно, что я, кажется, потерял сознание, потому что чёрная точка внутри меня окончательно выросла и заполнила собой весь мир, красный свет погас, настала темнота, в которой теперь был лишь я.
Конец ознакомительного фрагмента.