Кир Булычев. Собрание сочинений в 18 томах. Т.4
Шрифт:
Видно, он был давно и хорошо знаком с Феничкой, потому что после первого укола фразами они стали говорить спокойно и доверительно.
– Не получится, – сказал Феничка. – Не ликвидируете, Лаврентий Павлович, – одеяльце на глазах расползается. Такова наша планида. Я ведь себя последнее время чувствую просто ужасно. А оттуда зараза идет. Честное слово, даже меня напугали. То ветерок ядовитый, то жарой пахнет, а иногда даже запахи стали проникать.
– Потерпи, – сказал Берия. – Скоро мы все это
– Я слышал, – сказал Феничка, – что ты там натворил.
– Я?
– Чаянова убили, Лариску, а потом война была, и ты еще кого-то из консулов чик-чик? Стремишься к неограниченной власти?
– Без нее не бывает настоящего порядка, – твердо ответил Берия. – Если не взять власть, она упадет на землю, и ее затопчут кому не лень. Тогда поднимай не поднимай, все равно уже не отмоешь.
– Красиво говоришь. Скоро будет свет.
– А какая сейчас периодичность? – спросил Берия.
– Каждые полчаса, – сказал Феничка, – но неточно.
– Смотри не пропусти момент, – сказал Берия.
– Я его чую, – сказал Феничка. – Не зря на этом деле держусь к взаимному уважению.
Они замолчали, ждали. Потом Берия спросил:
– А сам часто туда шастаешь?
– Ну как можно, у меня здоровье одно, – ответил Феничка. – Я хочу досмотреть.
– Что досмотреть?
– Падение дома Эшеров.
Берия почуял подвох. Феничка знал что-то, неизвестное Берии. Берия не стал переспрашивать.
В наступившей паузе громко раздался голос Лядова:
– А вы кем были в прошлой жизни?
– Никогда не догадаетесь, – сказал Феничка.
– По хозяйственной части? – спросил Майоранский.
– Не буду вас мучить подозрениями, – сказал Феничка, поводя вокруг себя орлиным ярким взглядом. В полутьме глаза чуть светились. – Я был секретарем райкома.
– Нет, – откликнулся Лядов. – Таких в секретари не брали. Требовался облик.
– Правильно! – вдруг поддержал его Лаврентий Павлович. – Без облика какой может быть руководитель?
– Я был доцентом кафедры марксизма-ленинизма, – признался Феничка и лукаво усмехнулся. Оказывается, он умел лукаво усмехаться.
И тут слабый отблеск из-за занавеса упал на голову Фенички, вспыхнул искоркой, и громадный заброшенный цех на мгновение осветился алым отблеском адского пламени.
– Ура! – закричал Феничка. – Ура. Карета подана, господа присяжные заседатели. Вы не узнали меня, любимого героя своих детских лет, но я на вас не обижаюсь. Пошли, открывайте занавес и шагайте. Смело. В нашем распоряжении всего две минуты. До свидания, товарищи, – торжественно произнес Феничка и оттянул на себя край занавеса.
Свет оттуда раздражал, он был болезненным и мерцающим.
Агенты Берии задержались, не решаясь сделать шаг.
– А ну, пошли! – крикнул Берия,
Как ни странно, этот окрик воздействовал, и шахматисты дружно, парой, как малыши в яслях, шагнули к свету и исчезли, поглощенные им.
И тут же Феничка отпустил занавес.
Свет из-за занавеса тускнел, пока не пропал.
– Славно потрудились, – сказал Феничка. – Какие планы на будущее?
– Через три дня должны возвратиться, – сказал Берия. – Если операция «Гадюка» увенчается успехом.
– То есть если они возвратятся – хорошо, а если не возвратятся – еще лучше?
– Нет, – задумчиво ответил Берия. – Я не планирую их ликвидировать. Если они выполнят задание – пускай живут. Если решат остаться там, то через три дня помрут. Для меня это будет ударом.
– Доктор сказал? – Феничка был в курсе многих дел Берии, и Лаврентия Павловича это не удивляло и не сердило.
– Доктор сказал. Это его вакцина.
– Ценный фрукт – этот доктор.
– Мне он не нравится, но я пока не могу себе позволить...
– …его ликвидировать, – закончил Феничка фразу за Берию. – Потому что он единственный, кто может сделать вакцину. А мой уважаемый собеседник не исключает, что вакцина может понадобиться и ему самому.
– Если рейд моих шахматистов провалится и если вакцина будет действовать дольше...
– Добро, я устал, мне надоели ваши заморочки. Идите в Смольный, товарищ вождь. Планируйте великие дела. Сколько еще консулов осталось?
– Не говори глупостей.
– А я ничего другого не умею.
Егор отпрянул за колонну, Берия в сопровождении двух охранников быстро прошел к выходу из здания.
Стало тихо.
Потом послышался голос Фенички:
– Вылезайте, лапушки, вылезайте, милые, порадуйте стариковское сердце.
В ответ раздался детский смех.
Егор выглянул из-за колонны.
Феничка стоял на открытом месте, расставив руки и ноги, и был похож на пингвина.
А у его ног прыгали и пели две маленькие девочки в кружевных платьицах, что было совершенно немыслимо, так как дети в Чистилище не попадают. А если и встречаются, старше десяти – когда человек уже догадывается о существовании смерти.
Феничка раскачивался, как игрушечный пингвин, и тоже танцевал, неуклюже и уморительно.
– В саду родилась елочка, – пели девочки.
– В саду она росла, – вторил им Феничка.
На полу что-то шевелилось – и с некоторым ужасом Егор увидел, что несколько крыс тоже танцуют с девочками, перебегая между детских ножек и даже становясь на задние лапки.
Это был веселый, хоть и несколько жутковатый праздник, Егор непроизвольно сделал шаг вперед, не заметив, как покинул спасительную тень, и Феничка крикнул ему: