Кир Булычев. Собрание сочинений в 18 томах. Т.4
Шрифт:
Возвратились шахматисты вместе с Берией.
– Давай начинай процедуру, – сказал Лаврентий Павлович.
Как настоящий организатор, Берия внимательно следил за своими проектами. Так было с атомной бомбой, так было и с изобретением Леонида Моисеевича. Ведь важность проекта не зависит от числа задействованных в нем сотрудников или вложенных в него миллиардов рублей. Важен результат.
Такого результата Берия не ждал даже от атомной бомбы.
Если все удастся, он станет единственным и безраздельным правителем
Правда, надо будет убрать последних консулов.
Но никогда ничего не бывает просто. Такова жизнь. Доктор – предатель. Этого следовало ожидать. Такая уж нация – небольшая, но крайне опасная. Сколько их было в рядах нашей партии! Лаврентий Павлович полностью разделял точку зрения Хозяина – Россия для тех, кто живет на ее территории испокон веков. Для русских, грузин, мордвы и белорусов.
Хорошо, что Берия не пожалел времени и присутствовал в этом подвале на разных этапах проведения эксперимента. Подталкивал доктора, требовал объяснений. Разумеется, Лаврентий Павлович сам не биолог. Но ему и не нужны детали... Он может проконтролировать поведение предателя в принципе.
Шахматисты оробели.
Даже смешно, когда робеет Майоранский, который стольких убил, медленной и мучительной смертью убил в своей лаборатории – именно уколами. А сейчас он побаивается.
Гоглидзе перетянул руку Майоранскому выше локтя.
– Сожмите кулак, – приказал он.
– Зачем?
– Вы же грамотный человек! – рассердился Гоглидзе. – Неужели не понимаете, что я вашу вену найти не могу?
Майоранский принялся сжимать пальцы.
«Как уйти? – продолжал думать доктор. – Как обмануть их?»
Пока ничего не придумаешь, кроме затяжки времени.
Гоглидзе сам вкатил два кубика в вену Майоранскому. Доктор занялся Лядовым.
– Больно, – сказал Лядов. – Надо было учиться.
– Я не медсестра, – сказал доктор. – А в вас крови не осталось.
– Сколько надо ждать? – спросил Берия.
– Вы знаете, – сказал доктор, – надо будет подождать два часа. У вас же есть песочные часы.
– Я их вам отдавал.
– Мне?
– Они здесь. – Гоглидзе принес часы.
Берия взял часы.
– Пошли, – сказал он шахматистам. – Отдыхать будем в моем кабинете. Нет, вам, доктор, туда пока не нужно, я вас позову.
Он увел шахматистов.
У доктора отлегло от сердца.
Ничего не произошло. Но возникла пауза.
Два часа – доктор нарочно продлил срок растворения вакцины в крови. Потому что каждая лишняя минута увеличивала шансы. Егор успеет прийти...
– Вы можете пойти погулять, – сказал доктор своим помощникам. – Только далеко не отходите. Там был бой...
– Я здесь останусь, – сказал Гоглидзе.
– Неужели вам не интересно поглядеть на бывшее сражение? – произнес доктор.
– Чего же интересного, – ответил Гоглидзе. – Это не сражение, а бандитская разборка.
– Он победит?
– Разумеется, победит. Иначе наша с вами работа теряет смысл, – глубокомысленно ответил Гоглидзе.
– Ты им завидуешь?
– Нет, Леонид Моисеевич. Не хотел бы я оказаться на их месте. Три дня отпуска. Через три дня на передовую. Вы меня понимаете?
Гоглидзе попал сюда из Афганистана. Под Новый год их взвод был окружен в каком-то кишлаке, и если к рассвету их не перебьют моджахеды, то утром разбомбят свои. Такая война. И вернее всего, Гоглидзе один остался в живых: он больше других боялся смерти.
– Понимаю, – согласился доктор. – Видимость свободы.
В лабораторию зашел высокий велосипедист, в каске, надвинутой на глаза, и длинном блестящем дождевике. В руке он держал обнаженную саблю.
– Доктора Фрейда срочно к Лаврентию Павловичу, – прохрипел велосипедист.
– Ах да, конечно, – растерянно заговорил Леонид Моисеевич. – Куда идти?
– Доктору нельзя уходить. Сейчас вернутся подопытные товарищи, – сказал Гоглидзе. – Он занят.
– Лаврентию Павловичу лучше знать, кто занят, а кто нет.
– Иду, – сказал доктор, – бегу!
Гоглидзе даже удивился – он никогда не видел, чтобы доктор бегал. Велосипедист пропустил доктора и пошел следом. Гоглидзе смотрел на него и думал: что же в этом неправильно?
Потом, когда велосипедист и доктор уже скрылись за дверью, понял: велосипедист неправильно называл Берию. Лаврентий Павлович – годилось для людей близких или ответственных.
Для охранников и велосипедистов он был товарищем Берией или товарищем министром.
Но, отметив неправильность, Гоглидзе не сделал никаких выводов.
Так что Егор, переодетый велосипедистом, в сопровождении доктора беспрепятственно вышел в коридор.
– Куда теперь? – спросил Егор. – Вы лучше знаете.
– На бывший склад. – Доктор указал на железную дверь метрах в двадцати по коридору, и они поспешили туда.
Дверь была притворена, но не заперта. Доктор потянул ее за горизонтальную рукоять, дверь с трудом поддалась, заскрипела по каменному полу.
Егор помог ему.
Когда появилась широкая щель, они по очереди втиснулись внутрь, в темноту.
– Дальше не ходи, – сказал доктор. – Там ящики и железяки. Ногу сломаешь. Мы здесь оборудование сваливаем, которое нам не нужно, охранники притаскивают. Я уж и не мечтал тебя увидеть. Столько нужно сказать! Ты как сюда попал? Убил его?
– Нет, – ответил Егор. – Я не умею убивать.
– Убивать все умеют, – ответил доктор. – Этому не учатся, а подчиняются обстоятельствам. Но не теряй времени, я тебе должен сказать: Берия посылает наверх, в настоящую жизнь, двух человек: Лядова и Майоранского. Их имена тебе что-нибудь говорят?