Киреевы
Шрифт:
Видавший виды четырехмоторный бомбардировщик «ТБ-3» в тот же день был готов к полету за линию фронта. Но вылет откладывался, — военная обстановка в районе действий партизанского отряда была настолько тревожной, что отряду приходилось все время менять место. Подготовить посадочную площадку в этих условиях было невозможно.
Николай Николаевич и его товарищи невольно загостились у партизан. Они быстро применились к новым для них условиям военных действий и с успехом принимали участке в боевых операциях. Во время одной из стычек с гитлеровцами был легко ранен штурман Омельченко.
— Останемся воевать здесь, товарищ полковник, — шутливо говорил он Кирееву, — в партизанских лесах простора больше, чем в небе. Когда летишь на боевое задание, тебя и прожекторы и зенитки ловят, за каждым облачком вражеские истребители понатыканы. То ли дело в этих местах: тишина, благодать… прямо санаторий!
— Рано ты собрался в санатории отдыхать, — смеялся Николай Николаевич. — Потерпи еще немного, после войны приедем сюда охотиться, если гитлеровцы не распугают зверей и птиц.
Командир партизанского отряда хмуро отмалчивался, слушая эти шутки. Он знал, что по приказу командования воздушные бойцы не имеют права оставаться с партизанами, а как было бы хорошо, если бы в отряд влились эти веселые, смелые и дисциплинированные люди. Жаль, очень жаль будет с ними расставаться. За несколько дней все успели сдружиться — в боевой обстановке быстро рождается крепкая дружба. Особенно полюбили партизаны скромного малоразговорчивого бортмеханика Морозова. Его разносторонние технические дарования очень пригодились: он наладил бесперебойную работу движка и оказался замечательным оружейным мастером. Полезным для отряда был и Волков, организовавший «краткосрочные курсы повышения квалификации радистов». Чуть ли не по двадцать часов в сутки обучал он двух тихих пареньков.
— Хорошие специалисты! — удовлетворенно сказал Волков про своих учеников, когда наступил день отлета на Большую землю.
В конце концов удалось найти подходящую большую поляну, окруженную дремучим бором. Место глухое, сравнительно безопасное для временного пребывания отряда. Пришлось корчевать на поляне пни, уничтожать неровности. Аэродром был готов через два дня. В ту же ночь запылали костры, обозначавшие границы летного поля, и огненное «Т» указывало направление посадки против ветра.
Самолет прилетел после полуночи. Сделав круг над огнями, воздушный корабль пошел на посадку и замер, добежав до середины «аэродрома».
«Молодец! Замечательно сел!» — подумал Киреев. Навстречу ему спешил летчик. Николай Николаевич сразу узнал «боксера» — капитана Мартьянова.
— По приказу командования прибыл за вами и вашим экипажем, товарищ полковник, — отрапортовал Мартьянов и добавил другим тоном: — До чего же хороший аэродром вы подготовили, красота!
Подошедший командир отряда рассмеялся:
— Как же иначе? Ведь у нас свое авиационное подразделение, правда, без материальной части…
Пока самолет разгружался, — Мартьянов доставил партизанам оружие, боеприпасы, медикаменты, новую походную рацию, папиросу, сахар, газеты, — велась дружеская беседа.
Прилетевшие с интересом расспрашивали товарищей обо всем, что они пережили после аварии. Люди из экипажа Киреева интересовались новостями в Авиации дальнего действия.
— Почему вы на таком самолете прилетели? — удивился Николай Николаевич.
— Опять моторы меняют на «К-1», — с досадой ответил Мартьянов. — А пока партизанские тылы навещаю на этой вот старушке, что еще на Северный полюс летала. — Костя ткнул рукой в направлении самолета. — Жду не дождусь, пока снова не пересяду на боевую машину.
Мартьянов передал Николаю Николаевичу два письма от Марии Михайловны и одно от Андрея.
— Какая удача! Маруся даже ничего не подозревает! — облегченно сказал он, прочитав письма.
Его все время мучила мысль: Мария Михайловна узнает об аварии его самолета и решит, что он погиб. Ночами Николай Николаевич думал о жене и детях и, сколько ни боролся с собой, тревога охватывала все сильнее и сильнее.
Мартьянов понимал, сколько пережил Николай Николаевич за эти дни и искренне обрадовался, когда Киреев заявил:
— Вот теперь всё хорошо.
…По просьбе командования отряда в самолет погрузили носилки с двенадцатью ранеными партизанами. После теплого прощанья самолет, покачав крыльями, ушел на восток.
Чуть ли не весь гарнизон вышел на поле встречать товарищей, которых уже считали погибшими. Андрей бросился к Николаю Николаевичу, но опоздал, его уже обнимал генерал Головин.
Киреев загорел, похудел, однако был весел и бодр. Он побрился перед вылетом, выцветшая гимнастерка по-прежнему ладно сидела на его широких плечах.
Вечером Киреев ужинал с Головиным.
— Отчего бездействуют все «К-1»? — спросил Николай Николаевич.
— Насолили дизели всем нашим летчикам, крепко насолили. Да не только летчикам. Кажется, сам Родченко был готов поставить крест на них, — ответил генерал. — Ваш воспитанник сам не свой ходил, когда думал, что погубил вас и ваш экипаж своими дизелями. Я наблюдал его в те тяжелые дни и, признаться, побаивался за него.
— Из-за этих дизелей и я натерпелся, — продолжал Головин. — Доложу Командованию, что готовы к вылету двадцать машин, а на другой день половина из них вышла из строя — и все из-за моторов. Пока устраняют неполадки в дизелях, самолеты стоят. Я уже пять машин потерял из-за этих дизельных моторов. Зубами готов их сгрызть…
Киреев молчал.
— А машина ваша хороша, очень хороша, — добавил Головин после недолгой паузы. — Стоит подумать о том, чтобы поставить на нее бензиновые моторы…
Этого и боялся Киреев. Даже Головин, бывший самым горячим сторонником применения дизельных моторов в авиации, и тот начал колебаться. Но вслед за ударом генерал обрадовал его:
— Не думайте, что я стал противником дизелей. По-прежнему верю в них, верю в Родченко. Ведь я тоже знаю, что он не терял даром времени и внес много коренных улучшений в конструкцию своих мощных дизельмоторов, тех самых, на которых вы летали в Арктику. Они уже проработали на стенде по двести — триста часов и вели себя прекрасно. В этих сильных моторах, а не в маломощных — наше будущее-Большей радости Киреев не мог и ждать.