Кирклендские услады
Шрифт:
Я вспомнила циничную ухмылку Саймона Редверза, и едва не задохнулась от гнева.
– Я уже решила. Завтра же напишу отцу о своем приезде. Думаю, что к концу недели меня уже здесь не будет.
Джемми Белл встретил меня на станции, и опять коляска катила по узким аллеям, и опять передо мной расстилалась знакомая пустошь, словно я ненадолго вздремнула, возвращаясь из пансиона домой, и мне пригрезились все невероятные события последних месяцев.
Все было как тогда. Фанни встретила меня на крыльце.
– По-прежнему
Отец был в холле, он обнял меня несколько теплее, чем обычно.
– Бедная девочка, – сказал он, – это ужасно.
Он взял меня за плечи, слегка отстранил от себя и внимательно взглянул мне в лицо. В глазах его я прочитала сострадание и впервые ощутила, что мы не чужие друг другу.
– Теперь ты дома, – произнес он, – и мы о тебе позаботимся.
– Спасибо, папа.
Тут в разговор встряла Фанни.
– Я положила в твою постель грелку. Последние дни было сыро.
Я поняла, что удостоилась необычайно теплого приема.
Поднявшись к себе, я подошла к окну, взглянула на пустошь, и сердце мое защемило от воспоминаний о Габриеле и Пятнице. И почему я решила, что в Глен-Хаусе мне будет легче все забыть?
Жизнь моя потекла по привычному руслу. С отцом мы встречались за столом и каждый раз ощущали неловкость, не зная, о чем говорить. Он избегал упоминаний о Габриеле, видимо, не желая бередить мою рану. Когда обед заканчивался, мы оба испытывали облегчение.
Через две недели отец отправился в очередную загадочную поездку и вернулся очень подавленный. Я поняла, что долго такой жизни не выдержу.
Как и раньше, я выезжала на прогулки и однажды даже навестила место своей первой встречи с Габриелем и Пятницей, но нахлынувшие воспоминания были столь болезненны, что больше я на это не отваживалась. Чтобы обрести душевный покой, надо было перестать все время думать о тех, кого я потеряла.
Кажется, именно в тот день я решила изменить свою жизнь. В конце концов я ведь была молодой вдовой со средствами. Мне было по карману поселиться в собственном доме, нанять прислугу и ни от кого не зависеть.
К сожалению, мне не к кому было обратиться за советом. Единственный человек, которому я могла бы довериться, был дядя Дик. Разумеется, я написала ему о том, что овдовела, но ответа не получила.
Может, мне стоит отправиться в морское путешествие? Встречусь с дядей Диком в каком-нибудь порту, куда придет его корабль, и все ему расскажу. Однако от этих прожектов меня отвлекло возникшее вдруг подозрение, сулившее перечеркнуть все мои планы. Я никому о нем не сказала и несколько недель мучилась неопределенностью, пока не решилась наконец нанести визит местному доктору.
Помню, как я сидела в его приемной, наслаждаясь лившимися в окна потоками солнечного света и чувствуя уверенность, что история моего брака с Габриелем еще не закончена, хотя сам он и не может больше в ней участвовать. Какими словами мне выразить свое состояние? Я готовилась пережить чудесное превращение.
Доктор посмотрел на меня с улыбкой: он знал о смерти моего мужа и считал, что событие, приведшее меня к нему, в данной ситуации как нельзя кстати.
– Сомнений нет, – заявил он, – у вас будет ребенок.
Весь день я хранила свою радость в секрете. Мой собственный ребенок! Мне хотелось, чтобы оставшиеся до его рождения месяцы прошли как можно скорее, чтобы он родился немедленно!
Вся моя жизнь преобразилась: я больше не скорбела о прошлом, я верила, что это утешение, посланное мне Габриелем, а значит – все было не зря.
Но раз это ребенок Габриеля, то он будет наследником Кирклендских Забав – если, конечно, родится мальчик. Глупости, сказала я себе, ему вовсе не нужно это наследство. У меня хватит денег, чтобы он ни в чем не нуждался. Роквеллам вообще не обязательно знать о его появлении на свет. Пусть все достанется Люку. Меня это не волнует.
На самом же деле эта мысль меня волновала. Если у меня будет сын, я назову его Габриелем, и пусть он получит все, на что имеет право.
На следующий день за завтраком я сообщила свою новость отцу. Он изумился, но потом его лицо порозовело – полагаю, от радости.
– Для тебя это будет большим утешением, – заметил он. – Благослови тебя Бог, это самое лучшее, что могло случиться.
Никогда еще я не видела отца таким разговорчивым. Он посоветовал мне немедленно известить семью Роквеллов. Видимо, памятуя о слабом здоровье сэра Мэтью, он решил, что возникнет неловкая ситуация, если Люк успеет вступить в права наследства, которые теперь должны перейти к моему сыну – если это будет сын.
Его радостное волнение передалось и мне, и сразу после завтрака я отправилась к себе в комнату и написала Рут. Письмо это далось мне нелегко, ведь Рут никогда не питала ко мне особого расположения, да и мое сообщение едва ли могло привести ее в восторг. В результате послание получилось довольно сухим и неуклюжим.
«Дорогая Рут,
спешу поставить тебя в известность, что у меня будет ребенок. Доктор уверяет, что ошибки быть не может, и я подумала, что семья должна узнать о предстоящем появлении на свет ее нового члена.
Надеюсь, сэр Мэтью оправился от своего приступа. Уверена, ему будет приятно услышать, что скоро у него будет еще один внук или внучка.
Здоровье мое превосходно, чего от души желаю и тебе. Шлю всем наилучшие пожелания.
Твоя невестка
Кэтрин Роквелл»
Спустя два дня я получила ответ от Рут.
«Дорогая Кэтрин,
твоя новость явилась для нас приятным сюрпризом.
Сэр Мэтью считает, что ты должна немедленно приехать в Забавы, ибо немыслимо, чтобы его внук родился где-нибудь в другом месте.