Кирклендские услады
Шрифт:
Голос Рут дрогнул, но я не поверила в искренность ее горя. У меня мелькнула мысль: а ведь теперь дом перейдет к Люку! Ты довольна, Рут?
– Вчера вечером он говорил о путешествиях, – не унималась я. – Мечтал поехать в Грецию.
– Возможно, не хотел, чтобы ты догадалась о его намерении, – предположил Люк.
– Ему не удалось бы ввести меня в заблуждение. Зачем было говорить о Греции, если он собирался... сделать такую ужасную вещь!
Тут в разговор вступил Саймон. Его голос был холодным и отстраненным.
– Люди не всегда высказывают
– Но я знаю... Говорю вам, я точно знаю!
Сэр Мэтью закрыл глаза рукой, и до меня донеслись слова:
– Мой мальчик... мой единственный сын...
Раздался стук в дверь, вошел Уильям и, обращаясь к Рут, объявил:
– Приехал доктор Смит, мадам.
– Просите его, – распорядилась Рут.
Через несколько секунд в дверях показался доктор и направился ко мне. В глазах его было сочувствие.
– Не могу выразить степень своего сожаления, – тихо произнес он. – Меня беспокоит, как это отразится на вашем здоровье.
– Не стоит беспокоиться, – ответила я. – Это было ужасное потрясение, но я оправлюсь. – Я вдруг истерично засмеялась и сама пришла в ужас.
Доктор положил руку мне на плечо.
– Я дам вам снотворное, – сказал он, – выпьете вечером. А когда проснетесь, ночь будет отделять вас от сегодняшнего кошмара.
Тетя Сара вдруг сказала пронзительным голосом:
– Она не верит, что это было самоубийство, доктор.
– Я понимаю... – успокаивающе отозвался доктор. – В это действительно трудно поверить. Бедный Габриель!
«Бедный Габриель!» Эти слова эхом разнеслись по комнате, повторенные почти всеми присутствующими.
Мой взгляд остановился на Саймоне Редверзе. «Бедный Габриель», – произнес он и посмотрел на меня с холодным блеском в глазах. Мне захотелось крикнуть ему: «Вы что, обвиняете в случившемся меня? Габриель был со мной счастливее, чем когда-либо в жизни! Он сам все время говорил мне об этом!» Но я промолчала.
Доктор Смит вновь обратился ко мне.
– Вы сегодня выходили из дома, миссис Роквелл? Я покачала головой.
– Вам было бы полезно прогуляться. Если не возражаете, я мог бы составить вам компанию.
Догадавшись, что он хочет побеседовать со мной наедине, я тут же встала.
– Надень плащ, – посоветовала Рут. – Сегодня прохладно. Прохладно, подумала я. Разве может эта прохлада сравниться с леденящим холодом в моем сердце... Что теперь со мной будет? Моя жизнь повисла между Глен-Хаусом и Кирклендскими Забавами, и будущее было покрыто густым туманом.
Рут позвонила, и спустя несколько минут появилась служанка с моим плащом. Саймон взял у нее плащ и накинул мне на плечи. Я взглянула на него через плечо, пытаясь прочесть его мысли, но безуспешно.
Покинув гостиную и оказавшись наедине с доктором, я испытала чувство облегчения. Молча мы вышли из дома и зашагали в направлении аббатства. Неужели только вчера я бродила здесь в поисках Пятницы и заблудилась?..
– Дорогая моя миссис Роквелл, – сказал наконец доктор, – я понял, что вам тягостно находиться в доме, поэтому и предложил эту прогулку. Вы ошеломлены случившимся, не так ли?
– Да. Но в одном я совершенно уверена.
– Вы считаете, что Габриель не мог покончить с собой?
– Именно.
– Потому что вы были очень счастливы вместе?
– Да, мы были счастливы.
– Может быть, именно это и толкнуло Габриеля на такой шаг.
– Я вас не понимаю.
– Вам известно, что он был тяжело болен?
– Он сказал мне об этом еще до свадьбы.
– Значит, он не стал скрывать это от вас. У него было слабое сердце, которое могло остановиться в любую минуту. Впрочем, вы об этом знали.
Я кивнула.
– Наследственная болезнь. Бедный Габриель, на него она обрушилась слишком рано. Как раз вчера я говорил с ним о его... недомогании. И теперь задаю себе вопрос: не мог ли наш разговор подтолкнуть его к трагическому решению? Могу я быть с вами откровенным? Вы еще очень молоды, но уже побывали замужем, и я должен кое-что сказать вам.
– Не скрывайте от меня ничего.
– Благодарю. С самого начала меня поразили ваши рассудительность и здравый смысл, и я обрадовался столь удачному выбору Габриеля. Вчера Габриель обратился ко мне за советом по поводу... своей супружеской жизни.
Я почувствовала, что румянец заливает мне щеки, и проговорила:
– Будьте добры, объясните, что вы имеете в виду.
– Он спросил меня, является ли его слабое сердце препятствием к исполнению им супружеских обязанностей.
– О-о... – Еле слышно выдохнула я, не решаясь поднять глаза на доктора. К этому моменту мы уже подошли к развалинам, и я устремила взгляд на квадратную башню. – Ну и... что же вы ответили?
– Что, по моему мнению, такие отношения для него весьма опасны.
– Понимаю.
Он попытался заглянуть мне в лицо, но я отвернулась. Я не желала обсуждать с ним то, что происходило между мной и Габриелем. Разговор на подобную тему смущал меня, и, хоть я и напоминала себе, что мой собеседник врач, неловкость только усиливалась. Впрочем, я уже поняла, что он хотел сказать, так что дальнейшие объяснения были излишними; однако доктор продолжал:
– Он был вполне нормальным молодым человеком, если не считать больного сердца. Он был горд и не любил проявлять свою слабость. Мои слова, очевидно, явились для него ударом, – но тогда я еще не понял, насколько тяжелым.
– Так вы полагаете, что ваше... предостережение... толкнуло его…
– Этот вывод напрашивается сам собой. А что думаете вы, миссис Роквелл? Не было ли в прошлом между вами... э-э...
Я провела рукой по камням обвалившейся стены и произнесла голосом холодным, как эти камни:
– Не думаю, чтобы ваши слова могли заставить моего мужа наложить на себя руки.
Доктор, похоже, был доволен моим ответом.
– Мне было бы неприятно сознавать, что мои слова…
– Не мучьте себя. Любой врач на вашем месте сказал бы Габриелю то же самое.