Киропедия
Шрифт:
— Кир, ты повел нас в этот поход, ты нас и приведи обратно, когда настанет надлежащее время. Услышав это, Кир вознес молитву:
— О Зевс Величайший! Прошу тебя, дай мне превзойти благодеяниями этих людей, которые так чтут меня.
После этого он разрешил прочим воинам, выставив сторожевые посты, заниматься своими делами, а персам велел разобрать палатки и выделить лучшие для всадников и достаточно вместительные для пехотинцев. Затем он велел позаботиться о том, чтобы служители в палатках приготавливали и доставляли персам в их отряды все необходимое и ухаживали за их лошадьми, а на долю персов оставалось бы только одно — заниматься ратными трудами. В таких занятиях они провели весь этот день.
Глава II
Встав на следующий день рано утром, они отправились к Гобрию. Кир ехал на коне, и с ним было до двух тысяч новых персидских всадников. За ними следовало столько же их слуг, которые несли их щиты и сабли. Шло строем также и остальное войско. Кир велел всем всадникам передать их новым слугам, что любого из них постигнет строгое наказание, если он окажется позади воинов, замыкающих колонну, или очутится перед фронтом, или будет обнаружен сбоку, вне походной колонны. К вечеру второго дня они дошли до владений Гобрия и убедились, что крепость сильно укреплена и на стенах все подготовлено для того, чтобы отбить любое нападение. Они также заметили, что множество быков и мелкого
115
Дарик— персидская золотая монета, равная 1/3000 персидского таланта (т. е. 8,4 г при весе таланта в 25,92 кг) или 20 аттическим серебряным драхмам. Свое имя дарик получил от имени персидского царя Дария I, который если и не изобрел этой монеты, то все же первым поставил ее чекан на правильную государственную основу. Однако называть золотые монеты, имевшие хождение на востоке при Кире, дариками — явный анахронизм.
— Кир, я не только дарю тебе эти богатства, но и вручаю в твои руки судьбу моей дочери, чтобы ты распорядился ею, как пожелаешь; молю тебя только, как и прежде, — отомстить за смерть сына, а дочь моя теперь — за смерть брата. На это Кир сказал:
— Я ведь и прежде обещал тебе, что, если с твоей стороны не будет обмана, я отомщу за тебя, насколько это будет в моих силах. Теперь же, убедившись в правдивости твоих слов, я чувствую себя обязанным выполнить данное тебе обещание и готов подтвердить и дочери твоей, что с помощью богов сдержу свое слово. Я принимаю эти драгоценности, — продолжал он, — но отдаю их твоей дочери и тому, кто женится на ней. Однако один дар у меня останется — дар, взамен которого я не согласился бы принять ни богатства Вавилона (сколько бы их там ни было), ни даже сокровища всего мира (взамен того, что ты мне подарил). [116]
116
… сколько бы их там ни было… взамен того, что ты мне подарил. — Эти слова исключаются из текста Р. Б. Гиршигом. — Относительно Вавилона ср. ниже, VII, II, 11, где он упомянут как богатейший город Азии.
Гобрий, не понимая, что бы это могло быть, и думая, уж не дочь ли его он имеет в виду, спросил:
— А что же это такое, Кир? В ответ тот сказал:
— Я думаю, Гобрий, что на свете есть много людей, которые ни за что не согласились бы, поскольку это зависит от них, совершать нечестия, творить обиды или обманывать, Однако из-за того, что никто по собственному желанию не хотел уступить им ни сокровищ великих, ни власти, ни укрепленных крепостей, ни милых детей, они так и умирают раньше, чем смогут обнаружить свои достоинства. А ты мне теперь подарил и могучую крепость, и богатства всевозможные, и отдал свое войско, и драгоценную дочь, и благодаря этому позволил мне показать всему свету, что по доброй воле я не стану ни совершать нечестия против гостеприимцев, ни творить обиды ради денег, ни нарушать соглашений. Будь уверен, покуда я останусь человеком справедливым и люди, держась такого мнения обо мне, будут удостаивать меня похвалы, я никогда не забуду о твоей услуге, но постараюсь отблагодарить тебя всеми возможными способами. Можешь не беспокоиться, — продолжал он, — о том, что не найдешь своей дочери достойного мужа. У меня есть много хороших друзей; кто-нибудь из них женится на ней. Правда, будет ли у него столько богатств, сколько ты теперь отдаешь, или во много раз больше, я не могу сказать. В любом случае ты можешь быть уверен, что среди них найдутся такие, которые не станут относиться к тебе с большим почтением только из-за тех богатств, которые ты отдаешь. А вот мне они теперь завидуют и молят всех богов дать им какой-либо способ показать, что и они не менее меня преданы друзьям; что они тоже, пока живы, никогда не отступят перед врагами, если только не помешает кто-либо из богов; что доблесть и добрую славу они не променяют ни за какие сокровища в придачу со всеми богатствами Сирии и Ассирии. Вот какие мужи — запомни это хорошенько — сидят перед тобой. На это Гобрий, улыбнувшись, сказал:
— Ради богов, Кир, покажи мне не медля, где они, и я попрошу (у тебя), [117] чтобы кто-нибудь из них стал мне сыном. [118]
— Тебе не понадобится расспрашивать меня о них, — ответил Кир. — Если ты последуешь за нами, то скоро сам сможешь указать на них любому другому.
Ограничившись таким ответом и взяв Гобрия за руку, Кир встал и направился к выходу, приказав всем своим людям следовать за ним. Несмотря на горячие просьбы Гобрия отужинать у него дома, он не пожелал остаться, а отправился ужинать в свой лагерь и пригласил Гобрия разделить с ним трапезу. [119] Расположившись на простой подстилке из травы, он задал своему гостю такой вопрос:
117
… у тебя… — Это слово исключается из текста В. Гемоллем.
118
… чтобы кто-нибудь из них стал мне сыном. — Гобрий имеет в виду выдать свою дочь за одного из
119
… он не пожелал остаться… пригласил Гобрия разделить с ним трапезу. — Относительно мотивов, которыми руководствовался в этом случае Кир, один из прежних комментаторов Ксенофонта заметил: «Намерением Кира было либо уберечь своих от заражения изнеженностью и роскошью, либо же показать Гобрню образец персидского образа жнзни и дисциплины» (примечание Б. Вейске ad locum в издании «Киропедии» 1798 г.).
— Скажи мне, Гобрий, у кого, по-твоему, больше ковров: у тебя или у любого из нас?
— Клянусь Зевсом, — ответил тот, — я знаю наверняка, что у вас больше и ковров, и лож, да и дом ваш гораздо больше моего, ибо жилищем для вас служат земля и небо, ложами вашими становятся все вообще места, где можно прилечь на земле, а коврами вы считаете не то, что дают овцы, (шерсть), [120] а все, что порождают горы и долины.
Ужиная вместе с персами и видя, какую простую еду им подают, Гобрий поначалу склонен был думать, что его соплеменники живут гораздо вольготнее. Однако потом он обратил внимание на умеренность самих сотрапезников. Ни в одном персе из числа получивших правильное воспитание нельзя было бы заметить ни по взглядам его, ни по жестам, ни по настроению, что он увлечен каким-либо кушаньем или питьем настолько, чтобы не видеть того, что он безусловно заметил бы, не занятый едою. Как опытные наездники не теряются, сидя на лошади, и могут при езде и видеть, и слышать, и говорить что надо, так и персы считают, что за едой надо оставаться разумными и соблюдать меру. А наслаждаться кушаньями и питьем в их глазах — качество животное и даже свинское. Гобрий подметил также, что они задавали друг другу такие вопросы, на которые отвечать было приятнее, чем не отвечать, что они острили по поводу друг друга скорее к взаимному удовольствию, нежели наоборот, что, когда они шутили, они были далеки от грубости, от желания сказать какую-либо гнусность, от стремления оскорбить друг друга. [121] Самым же примечательным ему показалось то, что, находясь на войне, они не собирались требовать, чтобы во время трапез им прислуживали лучше, чем каким-либо другим воинам, рисковавшим наравне с ними, но считали лучшим для себя наслаждением настроить на самый высокий лад души своих будущих боевых товарищей. [122] Когда Гобрий встал и начал собираться домой, он, как рассказывают, заметил:
120
…шерсть… — Это слово, отсутствующее в рукописи D, исключается из текста Л. Диндорфом.
121
…они были далеки от грубости… от стремления оскорбить друг друга. — Как в ряде других случаев, так и здесь, при описании персидских обедов, образцом для Ксенофонта могли быть идеальные обычаи спартанцев. Ср. описание совместных спартанских трапез у того же Ксенофонта в «Лакедемоиской политии» (гл. 5) и у Плутарха 3 «Ликурге» (гл. 10 и 12).
122
… своих будущих боевых товарищей. — Очевидно, сотрапезниками Гобрия были не только сам Кир и его ближайшие друзья, но и менее привилегированные воины, однако всем прислуживали одинаково; ср. выше, II, I, 30.
— Я теперь не удивляюсь, Кир, тому что у нас больше, чем у вас, всевозможных кубков, одежды и золота, а сами мы по своим достоинствам хуже вас. Ведь мы заботимся о том, чтобы у нас было как можно больше драгоценностей, а вы, как мне кажется, стремитесь к тому, чтобы самим стать как можно лучше. Так сказал Гобрий. А Кир на прощанье повелел:
— Ты, Гобрий, должен завтра утром явиться сюда со своими всадниками, полностью вооруженными, чтобы мы могли убедиться в силе твоего войска. Ты поведешь нас через свою страну, чтобы мы увидели, кого нам нужно считать друзьями, а кого — врагами. Обменявшись, такими словами, они расстались и занялись каждый своим делом.
Когда наступил день, Гобрий прибыл со своими всадниками и взял на себя роль проводника. А Кир, как и подобает настоящему полководцу, не только старался держаться определенного маршрута, но, по мере продвижения вперед, обдумывал, нет ли способа сделать врагов еще слабее, а своих еще сильнее. Итак, подозвав предводителя гирканцев и Гобрия, которых он считал наиболее осведомленными в том, что ему хотелось узнать, Кир повел с ними такой разговор:
— Друзья, я думаю, что не ошибусь, если буду совещаться с вами, как с самыми надежными людьми, о ведении этой войны. Ведь я понимаю, что вам еще больше, чем мне, надо заботиться о том, чтобы ассириец нас не одолел. Мне, в случае неудачи в этом предприятии, наверняка найдется убежище где-нибудь в другом месте, тогда как для вас, я уверен, его победа будет означать немедленную и полную утрату всего, вам принадлежащего. Ибо мне он — просто неприятель, ставший таким не из ненависти, а из убеждения, что для него опасно наше усиление; по этой причине он и воюет с нами. Вас же он в довершение ко всему и ненавидит, поскольку считает, что терпит от вас оскорбление.
В ответ они оба в один голос попросили его продолжать начатую речь, заверяя его в том, что они отлично все понимают и что их тоже сильно заботит, как окончится начатый поход. Кир начал свою речь с вопроса:
— Скажите мне, вас одних ассирийский царь считает своими недругами или вы знаете и других его врагов?
— Конечно, знаем, клянусь Зевсом, — отвечал предводитель гирканцев. — Самые заклятые враги ему — кадусии, племя многочисленное и храброе; [123] ну и, конечно, наши соседи саки, которые претерпели много зла от ассирийского царя, ибо он пытался их поработить так же, как и нас. [124]
123
… кадусии, племя многочисленное и храброе… — Исторические кадусии обитали к юго-западу от Каспийского моря и были северными соседями мидян. Ксенофонт делает их соседями ассирийцев, владения которых будто бы отделяли кадусиев от мидян и персов (см. ниже, § 26),
124
… ибо он пытался их поработить. — Саки жили на восток от гирканцев, в области между Каспийским морем и Сыр-Дарьей. По Ксенофонту, они, как и кадусии и гирканцы, были соседями ассирийцев и тоже были отделены владениями последних от мидян и персов (см. ниже, § 26, ср. также III, 11).
— Так как вы думаете, — спросил Кир, — разве не пойдут теперь охотно и те и другие вместе с нами против ассирийского царя?
— Да, пожалуй, — ответили оба, — если только они смогут соединиться с нами.
— А что же мешает такому соединению?
— Мешают ассирийцы — тот самый народ, через страну которого ты теперь идешь. Услышав такой ответ, Кир сказал:
— Ну и что же? Не порицал ли ты, Гобрий, этого юнца, который только что вступил на царство, за его необычайно высокомерный нрав?