Киров
Шрифт:
— Дело в аппаратуре, говорю вам! — Орлов был непреклонен. Был какой-то ЭМИ-импульс. Он мог быть недостаточно сильным, чтобы вывести наши системы из строя, но все же повредил их.
Орлов был человеком простым, крупным, грубо отесанным и легко раздражающимся. Однако он крепко держал себя в руках, несмотря на очевидную опасность ситуации. Что-то взорвалось. Что-то пошло не так. У него было понимание проблемы и руки, чтобы взять гаечный ключ и пойти исправлять проблему. Потом он разберется, кто виноват и лично натянет ему глаз на жопу. Его фуражка сползла на густые брови на нахмуренном лбу. Когда Орлов упомянул возможный ущерб, адмиралу показалось, что он слышит
— Хорошо, — вмешался адмирал. — Начать полную проверку всех систем корабля. Каждую систему и каждую подсистему. Пока мы не получим приказов из Североморска, мы будем следовать на юг, к последнему известному местоположению «Славы». Если это был импульс, о котором вы говорите, Орлов, «Слава» также мог получить повреждения. Это могло бы объяснить, почему он не выходит на связь.
— Но это могла быть атака, адмирал, — сказал Карпов, сохраняя нервное и напряженное выражение лица.
— Одной ракетой? Или одной торпедой? Карпов, вы сами стали бы кого-то атаковать подобным образом?
— С ядерной боеголовкой одной будет достаточно, товарищ адмирал.
— Верно, но все равно, не создать достаточной плотности огня, чтобы мы остались на плаву? И никакой повторной атаки? Вы полагаете, что системы противника также повреждены и они не знают, что мы все еще здесь, спокойно идем вперед на десяти узлах, всего минуту как выключив активный сонар?
Брови Карпова приподнялись. Это действительно не имело смысла. И такие вещи не укладывались в его тщательно упорядоченное восприятие мира, в рамках которого он мог иметь острый ум. Как когда корабль шел противолодочным зигзагом на тридцати узлах.
— Предполагаете ли вы, что «Слава» был уничтожен, товарищ адмирал?
— Я рассматриваю все возможности, капитан. И я понимаю вашу озабоченность. Именно поэтому вы продолжим разбираться. Если со «Славой» все в порядке, мы обнаружим его, или, по крайней мере, баржи, которые он буксировал. Если это была атака, я не считаю, что противник мог по каким-либо соображениям потопить и их.
— Но что, если «Слава» также подвергся ядерному удару? Баржи бы просто уничтожило.
— Время покажет. А чтобы сократить это время, немедленно подготовьте Ка-226. Он достигнет местоположения «Славы» за десять минут.
Он имел в виду разведывательный вертолет Ка-226, размещавшийся в корме корабля. Для подобной задачи он был идеален.
— Давайте посмотрим, Карпов, и ответим на все ваши вопросы раз и навсегда. Сообщите им запустить радиологические детекторы и провести сброс гидроакустических и инфракрасных буев, если они не обнаружат «Славу» визуально после выхода в район его последнего известного местоположения. Если это было нападение, то все станет ясно очень скоро. Даже если «Слава» был потоплен, мы обнаружим на дне его корпус и инфракрасную сигнатуру. Экипажу оставаться на местах согласно боевому расписанию и завершать диагностику систем, чтобы восстановить боевую готовность. Пока что целей не видно, и мы больше ничего не можем сделать. Поднимите вертолет как можно скорее.
Двадцать минут они получили первый доклад с борта вертолета, но сигнал все еще был слабым и искаженным почти до нераспознаваемости. Это только подкрепило подозрения Карпова относительно того, что атмосфера до сих пор испытывала последствия ядерного взрыва. А когда с Ка-226 доложили, что не видят никаких признаков присутствия
Адмирал тем временем спокойно сидел в командирском кресле. Его глаза сузились, а задумчивый внешний вид явно сигнализировал окружающим не беспокоить его. Что же случилось с оперативной группой? На «Славе» находились 465 человек, еще 100 на «Орле». Где же, во имя Господа, они были теперь? Беспокоившее его все утро ощущение тревоги вернулось вновь. У него было ясное ощущение, что что-то случилось, но он не мог понять, что именно. А если Карпов оказался прав, и это действительно война?
Прибегнет ли НАТО к внезапному удару, возможно, с той малозаметной подводной лодки, что действовала в регионе не обнаруженной? «Орел» и «Слава» пропали, но его корабль, единственная реальная угроза в группе, остался нетронутым. Чем больше он думал об этом, тем больше начинал думать, что это была очередная катастрофа. Но если она случилась на «Орле», то куда делся «Слава»? Он находился дальше от подводной лодки, чем «Киров» и далеко за пределами зоны поражения 15-килотонной боеголовки. Эти сплошные странности парализовали его мышление. Это были словно кусочки мозаики, которые просто не подходили друг к другу, как бы он не пытался составить из них целостную картину.
Остальной персонал мостика сидел на своих постах, внимательные, осторожные, в некоторой степени стоящие на краю. На молодом лице Тарасова застыло болезненное и тревожное выражение. Он проверял и перепроверял свои системы, регулировал настройки и вслушивался, проводя рукой по волосам всякий раз, как вносил коррективы. Нахмуренные брови выдавали концентрацию, и было ясно, что он считал себя в некоторой степени ответственным за случившееся. Если корабль подвергся торпедной атаке, то почему он ничего не слышал?
Роденко, бормотавший себе под нос что-то по-украински [35] , был столь же встревожен. Он был глазами корабля, в той же степени, в которой Тарасов был его ушами. Самым тревожным было то, что он не видел грозового фронта, который отслеживал ранее.
Николин сидел за оборудованием связи, листая кодовые книги и проверяя устройства приема и передачи. На всех обычных каналах связи стояла странная тишина, а особенно странным было молчание Североморска. Он отправил экстренное кодированное сообщение, и должен был немедленно получить ответ.
35
То, что у человека фамилия на — енко, разумеется, еще не значит, что он украинец и уважает украинскую мову. Вольский, вроде бы, польского ведь не употребляет
Некоторые из младших офицеров словно потерялись в своих широких русских душах. Они смотрели куда-то сквозь свои пульты, в потускневших глазах отражалось молочное свечение экранов, и каждом из них узнавался Yemelya, персонаж старой сказки, великий лодырь. Служба на корабле в море для них часто была бесконечно тусклой. Они ощущали, что что-то было не так, но не были причастны к дискуссиям старших офицеров, и поэтому просто следили за работой своих систем, регулировали настройки и вносили коррективы. Некоторые словно были потеряны, другие наоборот обеспокоены и пристально поглядывали на старших офицеров, которых случившееся явно довело до края.