Кисельные берега. Книга вторая

Осьмак Анна

… Не сказать, чтобы знакомство с обитателями нового места, в которое забросила Киру превратность судьбы, вселило в неё оптимизм и веру в лучшее.

Старая бабка, исправляющая здесь обязанности хозяйки, похожая на сморщенную поганку и в ядовитости ей нисколько не уступающая, раскричалась незамедлительно, едва узрила волокомый внуками из лесу подарочек.

Братец Лю, не обращая на неё внимания, флегматично прошествовал мимо и сгрузил свою ношу на циновки, устилающие земляной пол вдоль стен. Девочка же задержалась, замурлыкала умиротворяющее и просительно, уговаривая

злобную мегеру. Но та не унималась:

– Вечно дрянь всяку из лесу тащат – прям хоть не отпускай туды! Что ты там лепечешь? Слушать ничего не хочу! Чего? По голове её ударили? Стал быть, заслужила! Я всю жизню прожила, и меня чегой-то никто доси по голове не ударил!.. Кто така? Откудова? Вы гляньте только – какого она странного вида! Можа, из тех людёв, что приплывают по Рыжей реке с захода солнца? А коли из тех – так не жди добра! Их сторониться надоть, а вы в дом волокёте! Можа, прикажете мне на эту падаль ещё и стряпать? Можа, из своей скудной паечки мне ей отсыпать прикажете?.. А ну – тащите, сказала, туда, откель взяли!!

– Хорош, бабка, разоряться, – спокойно осадил её хмурый Лю. – Отец вернётся с поля, он и скажет – оставить её в доме или выбросить в лес. По его слову и поступим, – пригнувшись под низкой притолокой, он вышел в дверной проём.

Злобный визг затих, сменившись злобным бурчанием, шипением и грохотом посуды, которая расшвыривалась по полкам с яростью, достаточной для буйной атаки янычарского полка.

Девочка пробралась к скрючившейся в углу Кире и тихонько погладила её по руке:

– Ты не переживай, – подбодрила она. – Отец непременно позволит! Он чтит предков, а наш покойный дед был очень гостеприимным и добрым человеком: всякое живое существо могло рассчитывать на его помощь – от птенчика до медведя. А тем более – человек…

Кира с трудом кивнула. Дорога далась ей непросто – её растрясло и ужасно мутило. «Всё-таки сотрясение…»

За что меня так? Зачем? Какой тому упырю резон бить меня по голове и связывать? Только для того, чтобы оставить на берегу? Выходит, что так… И ведь никто не хватится до самого нынешнего вечера: Никанорыч уверен, что я на «Сигизмунде», а Пепелюшка будет думать, что на «Возке». Ну, если ей вообще придёт в голову об этом подумать… Пропажу обнаружат только на вечернем привале. Интересно, кто первым?.. Заметит ли моё отсутствие… он?

– Как тебя зовут? – продолжал щебетать над ней голосок любопытной девчонки.

Раненая сглотнула противный ком в горле, облизнула губы:

– Кира…

– А что это значит?.. Меня – Мейли, Прекрасная Слива. Это потому, что матушка моя любила цветущую сливу, что во дворе у нас росла. В ней каждое лето жил соловей, она слушала его песни и когда меня в тягости носила, и когда качала на руках…

– Где твоя матушка, Мейли?

– Её давно нет. Она ушла к предкам. И та слива тоже. Они сейчас вместе. Им, должно быть, хорошо…

Кира слабо улыбнулась:

– А тебе?

– О, мне тоже! – Мейли заботливо подложила больной под голову свёрнутое одеяло. – Так удобнее?.. Я очень счастлива. Особенно, когда ухожу из дома в лес. Но в лесу сейчас небезопасно: очень много кораблей плывут теперь по Рыжей реке с захода солнца! Очень много людей! Они опасны, коварны и алчны. Мы их стараемся остерегаться… Теперь одна в лес не хожу – только если с одним из братьев, если кто свободен и согласится меня сопровождать. А это случается так редко… Кстати, познакомься, – она кивнула в сторону, – мой братец Лю.

Над Кирой склонилось лицо, затемнённое полумраком хижины.

– Так… мы, вроде, уже знакомы…

– О нет! – замотала головой Мейли. – Ты знакома с Лю Вторым, а это Лю Третий вернулся от кузнеца. Значит уже время, скоро остальные с поля подтянутся…

– Третий? Сколько ж их всего?

– У меня пять братьев! – с гордостью объявила счастливая обладательница большой семьи. – И все Лю!

– Почему? – прошептала Кира сквозь треск в голове, не столько из-за того, что её это действительно сейчас интересовало, сколько ради поддержания разговора с единственным, по всей видимости, расположенным к ней в этом незнакомом месте человеком.

– Ну как же? – удивилась девчонка. – Матушка очень любила это имя – так звали её деда. Она хотела через сохранение имени передать частицу его доброй души своему сыну. А поскольку маленькие дети – что цветы – хрупки и часто, не войдя в возраст, торопятся уйти к предкам, она решила всем сыновьям дать это имя – хоть один из пяти должен же вырасти и продолжиться! Но выросли все! Будто духи позабавились над матушкиной предусмотрительностью… Не её, конечно, в том вина: взять, к примеру, кузнеца Баи, что живёт за луковым полем – из двенадцати сыновей только двое остались ему в помощь и утешение. А у дядюшки Му, что из дальнего селения…

Кира застонала и перекатилась пышущей жаром головой от одного уха до другого.

– Очень больно? – испугалась Мейли. – Ой… – она беспомощно оглянулась на бесчинствующую в кухонном углу бабку. – Потерпи немного: как бабушка выйдет по делам, я приготовлю тебе лекарство. Я умею – правда-правда! Один раз даже для Лю-сюна, старшего брата, мне было доверено сварить питьё от глистов. Очень даже получилось! Ты бы видела какие…

Но узнать подробности успешного лечения Кире не привелось. На этом месте её несчастная голова сдалась и отключилась…

После чего включалась дважды – смутно и с помехами – когда Мейли, осторожно приподняв её под затылок, осторожно поила какой-то ядрёной горечью, а второй – когда явился глава семьи. Постоял над ней, глядя брезгливо и устало, потом лаконично постановил:

– Пусть будет. Пока.

В кухонном углу грянул новый взрыв яростного грохота медного таза об оловянный подойник. Но никого он уже не испугал. Слово было сказано. И слово то было законом.

* * *

Не прошло и недели, как Кире полегчало. Она чувствовала себя совершенно здоровой – то ли приём травок помог, то ли неприём… В том смысле, что уже дня три как Кира втихаря выплёскивала целебные настойки, регулярно изготовляемые её заботливой сиделкой, за левое плечо.