Кисельные берега
Шрифт:
Кира перекатилась затылком по жёсткой ребристой коре старого вяза и тихонько застонала. Боже, что она там вытворяла? Стоило ли? Стоило ли, вереща совершенно не эпично и неэстетично, бросаться в центр залы и, замотав руки собственной юбкой, пытаться стащить с извивающейся в страшных мучениях ведьмы раскалённые башмаки? Стоило ли материть палачей и неуклюже пинать оттаскивающих её прочь стражников? Стоило ли орать на принцессу, называя её во всеуслышание «чёртовой Пепелюшкой» и «недотыкой», а её сиятельного мужа
Накумекают ещё, с них станется, какую-нибудь одержимость бесовскую вследствие длительного воздействия богомерзких чар. А у подобных умозаключений, как известно, имеется одно замечательное свойство: уж коли посетили, так сразу моментально и преобразовались в твёрдую, нерушимую убеждённость. А убеждённость приводит к действиям. В основном, к радикальным.
Впрочем, до этого не дошло. Разбуянившуюся девицу стража достаточно поспешно выволокла из пиршественной залы и заперла в соседних покоях до особого распоряжения.
Кира, правда, распоряжения ждать не стала - выбралась через окно в сад и на негнущихся ногах доковыляла до старого вяза. Возле него она и плюхнулась приходить в себя. Могла себе это позволить. Поскольку высокородная публика про выходку бывшей принцессовой кормилицы немедленно забыла: главное действующее лицо увлекательного представления осталось корчиться на полу, к нему всецело и полностью вернулось капризное внимание толпы.
Медведь, красный от гнева и несколько встрёпанный после борьбы со взбесившейся Кирой, решительно направился к креслам новобрачных.
– Ваше высочество, - проговорил он, адресуясь, без всякого сомнения, к принцессе, негромко, срывающимся от негодования голосом, - умоляю вас, остановите пытку! Как можете вы, с вашей чуткой душой и тонкой натурой смотреть на мучения этой несчастной?!
Пепелюшка перевела растерянный взгляд с Медведя на корчащееся в центре зала красное платье, похлопала глазами, будто соображая, о чём вообще идёт речь.
– О! – она искательно, сбоку, попробовала заглянуть в лицо принцу. – Ей, наверное, больно? Как же так?
Принц отвёл с неохотой взгляд от занимавшего его зрелища, поднёс к губам пальчики супруги:
– Милая Габриэлла, конечно, ей больно. Ей и должно быть больно – как же иначе? Эта женщина повинна в страшном преступлении, и я обязан её наказать. А наказание всегда сопряжено с болью. Вы такая умница, должны это понимать.
С благоговением выслушав мудрые речи супруга, принцесса повернулась к Медведю:
– Ведь эта женщина преступница, друг мой! Ты же видел сам, что она сделала с Кирочкой!
– Если уж сама жертва не пожелала наслаждаться местью, - с горячностью воскликнул Медведь, - то кто тогда вообще имеет на это право?!
– В самом деле! Кирочка так великодушна, она наверняка от всего сердца простила заколдовавшую её ведьму! – согласно закивала головой Пепелюшка.
А принц, проигнорировав щебетанье юной жены, смерил Медведя с ног до головы недобрым взглядом.
– Кто имеет право? – переспросил он, растягивая слова. – Слышишь ли ты себя, глупец? Я здесь на всё имею право – в особенности, казнить и миловать. Ты кто, вообще, такой?
– Он медведь, о мой принц! Видишь ли…
– Я кметь князя Вышеградского!
– Вот! – елейно ощерилась державная особа. – Ступай к своему князю, кметь, его и поучай. Хотел бы я посмотреть, как ему это понравится.
Он жестом подозвал стражника, стоявшего навытяжку с парадной алебардой за троном.
– Проводи гостя, - сказал он, вальяжно откинувшись на спинку кресла.
– Он стал чрезмерно докучать нашему высочеству.
Страж решительно опустил алебарду, направив остриё в сторону изгоняемого.
Тот сжал кулаки и кинул последний, исподлобья взгляд на принцессу. Потом развернулся и быстро пошёл через залу.
– Мой принц, - пролепетала Пепелюшка, с усилием сведя золотистые бровки на привыкшем к безмятежности челе – незнакомое чувство вдруг посетило её: ощущение чего-то неверного, неладного, тревожного… - Ведьма эта… Она так страшно мычит – мурашки по коже…
Принц, улыбнувшись, вновь поцеловал её пальчики и велел увести казнимую. Дабы запереть пока в замковых казематах до передачи в руки святой инквизиции.
А Медведя тем временем проводили до главного входа. В том смысле, что выпроводили из него. Хорошо хоть в сад, а не в темницу…
В саду он Киру и нашёл. Благо, далеко ходить не пришлось – прятаться она и не пыталась – опустился рядом с ней на траву, осмотрел волдыри на ладонях, покачал головой.
А Кира смотрела на эту голову, склонённую над её руками, и мечтала только об одном: чтобы было у неё право спокойно, легко, между делом, прижаться губами к взлохмаченной макушке и улыбнуться ему, когда он поднимет на неё глаза…
– Надо бы лекаря, - констатировал он, задумчиво уставившись ей за плечо. – Пойду поищу.
– Что с …ней? – с трудом сглотнув и придавив усилием воли сердечное томление, спросила его опекаемая.
– Её разули и унесли. Принцесса вступилась.
Кира отняла у него руки и отвернулась:
– Принцесса… Могла бы сделать это чуть пораньше, чёртова идиотка.
– Она не виновата, - заступился влюблённый кметь. – Если бы не связала себя с этим высокородным негодяем… Любовь застит ей взор, а его влияние отравляет ей душу!