Кисельные берега
Шрифт:
– А, Кирочка… - пролепетало лицо, освещаясь приторной улыбкой.
Дверь скрипнула, выпуская хозяйку целиком:
– Как славно, что ты приехала, - прошелестела она неуверенно, почему-то понижая голос до предобморочного регистра. – А я и забыла совсем, что ты сегодня… обещалась…
Кирочка настороженно замерла…
– Торопишься, наверное, - продолжала елейно шепотать мать, жалобно улыбаясь и тесня гостью к двери, - на работку? Всё работаешь да работаешь, с матерью некогда даже позавтракать… Ну это ничего, это слава богу – дело молодое, дело хорошее, ты у меня такой молодечик славный, такая умничка!..
«Умничка» обвела подозрительным
– Она что, здесь?
Мать виновато потупилась, теребя рюши розового пеньюара.
– Детка, так получилось… Ты ж знаешь её – нагрянула совершенно неожиданно – сегодня в пять утра! Ужас просто какой-то… Я хотела тебя предупредить, но… совсем забыла, что ты заедешь пораньше… Солнышко, Кирочка, ты…
Стеклянная дверь в гостиную жалобно звякнула, приложившись о стену в зелёно-золотых ромбах и явив взорам собравшихся виновницу утреннего замешательства. Высокая и поджарая, словно английская скаковая лошадь, пожилая женщина с коротко стрижеными седыми волосами вальяжно оперлась на косяк. Она картинно изогнула руку с сигаретой в длинном янтарном мундштуке и с сомнением оглядела застуканных в прихожей домочадцев. Её длинный шёлковый балахон с изображением колеса Дхармы на плоской груди загадочно переливался в лучах утреннего солнца.
– Сколько можно! – прошипела Кира. – Сто раз просила тебя не курить в квартире. Совершенно неисправима!
– И тебе доброго утра, внученька, - выцветшие от возраста голубые глаза смотрели холодно и насмешливо. – Ты тоже. Не меняешься, - она молча посторонилась с прохода, демонстрируя непререкаемую необходимость пройти всем в комнату и отдать долг родственным отношениям посредством натужной беседы.
Кира фыркнула и, не разуваясь, стремительно прошагала мимо дамы с янтарным мундштуком.
– Неожиданно, - резюмировала она, плюхаясь на диван и закидывая ногу на ногу. – Ма говорила, ты, вроде… - она брезгливо скривилась, - в каких-то тундрах шаришься. Кхм… Чего ты там забыла? Комсомольскую романтику времён строительства ПАМа?
– БАМа, осведомлённая ты наша, - бабка стряхнула пепел в антикварную вазочку. Мать в ужасе закатила глаза. – Я работала на Камчатке с вулканологической экспедицией, меня привлекли в качестве научного консультанта… Нынешнее-то образование оставляет желать лучшего, специалисты в дефиците – ни для кого не секрет. Вот и ходят на поклон к нам, пенсионерам, не дают упокоиться с миром…
– Ммм… - стильная Кира, стильно скучая, демонстративно уставилась в сторону окна. – Ясно. И как оно там?
Голубой взгляд сверкнул из-под опущенных век:
– Тебя это правда интересует?
Девица дёрнула плечом:
– Мне, в общем-то, пополам.
– Я так и думала, - бабка уселась в кресло с высокой спинкой и перезарядила мундштук. – Кроме твоего стеклянного офиса и дорогого шмотья тебя чем-то заинтересовать ещё возможно?
– Ну начинается!..
– Лизавета Константиновна! – испуганно замельтешила мать. – Кирочка на работу опаздывает!.. Может, как-нибудь… ну… потом… Это… Сядем, поговорим…
Бабка пожала плечом: она в этих разговорах смысла не видела, потому не возражала отложить. Но Кирочке шлея уже попала под хвост:
– Как же мне насточёртило выслушивать эти твои подколки! Можешь хотя бы в один из своих приездов обойтись без них? – она яростно хлопнула по дивану ладонями рядом со своими стройными ляжками, затянутыми в тонкие, словно паутина, чулки.
– Хватит! Достала, блин!.. Всё давно я уже уяснила - всё, что ты пыталась донести: твоя единственная внучка не оправдала высоких ожиданий! Не удалась в своего супер-пуперского папеньку и не унаследовала гениальность и благородство рода Волошкиных! Ну и хрен бы с ними со всеми – слышишь? Хрен с ними! Сдались они мне сто лет со своим никчёмным пафосом! Я и без него замечательно живу – и мне не дует, ясно? Живу как хочу и как умею! А умею так, как немногие – у меня карьера! у меня заработок – такой, какой вам, проповедникам нищебродским и не снился! И квартира в центре, и езжу я не на говне голимом, а на «ярике» между прочим! И не на дачу картошку копать, а в Монтик и на Лазурку! Потому что в любовниках у меня не монтёр Коля – золотые руки, а генеральный дирек огромной компании – золотой, блин, кошелёк! Поняла? И мне плевать, что ты по поводу всего этого думаешь!..
– Кирочка… - простонала мать.
– …Мне твоя совковая мораль, - продолжало орать дитятко, - нахер не упала! Я современный человек современного общества – у меня другой взгляд на жизнь! А ты со своими вулканами устарела, как галоша – никому это сейчас не нужно! Усвой это уже наконец!..
Она резко откинулась на спинку дивана и замолчала, переводя дух.
Лизавета Константиновна спокойно затянулась и элегантно отвела руку с мундштуком.
Мать трепетала в углу, то краснея, то бледнея, то хватаясь за сердце и нервно дёргая пояс халата:
– Боже мой, - прошептала она с вечной скорбью в голосе, - зачем ты так, детка? Разве можно так с бабушкой?..
– Ой, ладно! – отмахнулись от неё раздражённо. – Говорю, как есть. Считаю, надо рубить правду в лицо, невзирая на глупые предрассудки относительно этих… как его… патриархальных семейных ролей… А вы что ж, предлагаете мне складывать губки бантиком и подмахивать в ответ? Так с себя начните! Бабушка, вон, никогда особо не щепетильничала, чморя меня в каждый из своих нечастых приездов…
– Милая моя, - голос матери дрожал, - ну как ты можешь! Чморила – какой ужас… Бабушка просто пыталась объяснить тебе…
– Оставь! – бабушка повелительно махнула рукой снохе. – Девочка совершенно права…
Она снова затянулась и стряхнула пепел в круглый аквариум-рюмку. Младшее поколение настолько не ожидало услышать нечто подобное, что даже не среагировало на диверсию в отношении унылой и одинокой золотой рыбины, выполняющей декоративную роль необременительного питомца.
Открыв рот, они таращились на аскетичное лицо с впалыми щеками, вполне органично дополняющее собой буддистский символ просветления, переливающийся шёлковыми бликами под острым подбородком…
– Всё верно, всё верно, девочки… - она вскинула подбородок и оглядела присутствующих задумчиво, полуприкрыв веки. – В том, что выросло из Андрюшиного отпрыска… да, есть, пожалуй, изрядная доля моей вины… Я слишком была занята собственной жизнью, слишком доверилась, Кира, в деле воспитания ребёнка твоей матери - откровенной дуре, чего уж тут скрывать… Начиная с того, что дала она тебе это целлулоидное имя и заканчивая тем, что вырастила из тебя пластмассовую куклу. А я не вмешалась… Наезжала изредка… только для того, чтобы констатировать свершившееся, мда… И продолжаю всё ещё вести себя весьма безответственно. Хотя… теперь-то не поздно ли спохватываться? А, девочки? – она задумчиво почесала кончик носа. – Пороть ребёнка надо, когда он поперёк лавки лежит, а не… Сколько тебе лет, кстати?