Кисельные берега
Шрифт:
Ругань и крики наверху становились всё неистовей, скрежет металла всё учащённей и яростней. Чем-то рубанули по срубу, вызвав внутри набатный гул. Кира запрокинула лицо к прямоугольнику серого неба и увидела: медленно качнувшись на его фоне завис чёрный силуэт, скрадывая и без того скудный свет…
Перед тем, как всё случилось, она успела заметить стальной просверк секача, врубившегося в человека над колодцем, и осознать конец.
Сильный удар опрокинул его через невысокий оголовок и уронил вниз. Тело обрушилось сверху, сметая на своём пути в преисподнюю
Глава 97
– -----------------------------
Когда в глубинах колодца замер истошный женский вопль, разбойники, провожавшие его, склонившись над черным провалом бездонной шахты, разошлись, досадливо сплёвывая. Продолжать глазеть в темноту не имело смысла - всё равно ни черта не увидишь. К тому же отвлекали стоны и воззвания о помощи раненых, нежеланной докукой похоронной работы валялись тела семерых убитых. Да уж… Что ни говори – день начинался неважно – с большой убыли. И убыли неоплаченной.
– Ты что же это, дуболом, - процедил, с трудом сдерживая рвущуюся наружу ярость, женский голос, и из-за придорожной сосны шагнула бабья фигура с вороном на плече. – Ты что ж это наделал, упырь бессмысленный?
Баба откинула с лица капюшон, и разбойники, опасаясь ведьминого сглаза, тут же принялись торопливо заниматься павшими, уткнув гляделки в землю. Мало ли: не остережёшься вот так – и сам на следующее утро будешь пачкать снежок вспоротым брюхом.
Но Латыгорке было не до шестёрок. Её горящие праведным бешенством глаза впились в главаря, в сторону которого она и двинулась, медленно и угрожающе заметая юбкой по снегу.
– Ты две души загубил почто? – прошипела ведьма. – За какой надобностью? За ради потакания кровожадной сути своей? На кой бес, я спрашиваю, если серебро при них осталось?!
Якимка и сам уже догнал, что лоханулся. И не столько ему теперь перед колдуньей-наводчицей оправдываться, сколько перед своими ушкуйниками: на кой чёрт они связались с профессиональным воином и что за это получили?
– Заткнись, - бросил он сквозь зубы, нервно дёрнув щекой. – Чего блажишь, глупая баба? Сейчас ребятушки спустятся в колодец, посрезают кошели с трупов – всего и делов…
Ребятушки уставились на вожака исподлобья и замерли, угрюмо ворочая гладким мозгом.
– Ха! – вскинулась ведьма, так экспрессивно взмахнув руками, что ворону пришлось сорваться с её плеча и захлопать крыльями над лохматой головой хозяйки. – Спустятся?! Нет, вы послушайте этого лободыра! Спустятся! Куда? Куда, скажи на милость, они спустятся?! В Морозков Студенец? В колодец Доврефьель?
Разбойники обомлели. Те, кто находился недалече от сруба, немедленно попятились от него прочь, словно от зачумлённой ямы.
– А это типа… - Якимка досадливо почесал затылок под шапкой, - чё ли… он и есть?
Латыгорка только досадливо плюнула. Психуя и дёргая за узду, отвязала от осины лопаторогого лося, лихо вскочила ему на неоседланную спину и, замолотив по мохнатым бокам пятками, стронула флегматичного гиганта с места. Гордо вскидывая голенастые ноги зверюга потрусила к ближайшему ельнику, где вскоре и скрылась со своей сердитой всадницей. Только еловые лапы качнулись, осыпая пушистый снег, да ещё долго кружил над местом побоища Латыгоркин ворон, зловеще каркая и плотоядно поглядывая на стеклянные глаза мертвецов.
– -------------------------------------
Сугробы простирались вокруг холмистой равниной – бесконечными белыми барханами ледяной пустыни. Безмолвные, как космическая пустота, глубокие, как бездонная трясина, они манили к себе и отталкивали, завораживали и пугали. А главное – внушали отчего-то безотчётное, тревожное ощущение затаившейся среди снежных намётов невидимой угрозы…
Кира пробиралась среди них с тянущим беспокойством безнадёжно опаздывающего. Натянутая струна нерва вибрировала гулко, зло, нетерпеливо, толкая вперёд, требуя ускориться, требуя бежать со всех ног, сломя голову, как никогда в жизни – чтобы успеть! Потому что успеть нужно было непременно. Это последняя возможность, последний и единственный шанс. Если она не успеет, случится непоправимое!
И Кира ускорялась: она выдёргивая ногу из глубокой норы сугроба и переносила её вперёд, утопая в белом податливом пуху по самое колено. Выдирала из холодных тисков вторую, рискуя потерять сапог, переволакивала её вперёд и проваливалась по бедро. Следующий шаг топил её по пояс – ног уже не поднять, не шагнуть, не сдвинуться…
Рыча, ругаясь и плача, она бултыхалась в нежных объятиях снега. Падала вперёд, приминая белоснежное покрывало, забиралась на утрамбованный участок и ползла дальше, отплёвываясь и задыхаясь, закапываясь в сугроб, словно мышь в зерно.
А надо было бежать! Бежать быстрее! Но чем больше Кира старалась, тем больше вязла в снегу, проваливаясь, погружаясь, барахтаясь на одном месте бесполезно и глупо.
– Всё пропало! – стонала он. – Я не успею! Они унесут его…
Далеко впереди снег взметнулся вверх белым смерчем, а после рассыпался на силуэты больших белых птиц - черноклювых, с грациозно изогнутыми шеями - и просыпал на голову выбивающейся из сил погони россыпь колючих снежинок.
– Оставьте его! – кричала Кира, давясь забивающим рот снегом. – Оставьте его!
Великолепные птицы сделали почётный круг над снежной пустыней и направились прочь, на заходящее солнце. На спине одной из них девушка без труда разглядела тёмную фигуру в знакомой одежде. Русая голова, свесившись между лебединой шеей и крылом, мотнулась безвольно.
Погибшего воина уносили в… Вальгаллу?
– ----------------------------------
Кира очнулась, задохнувшись от жути посетившего её видения, и широко раскрыла глаза. Прямо в сочную, зелёную, летнюю траву. По травинке торопилась безымянная букашка, деловито ощупывая пространство псевдоусиками.