Кисло-сладкая журналистика
Шрифт:
Я напомню, что чистая питьевая вода – это еще более естественно, но в некоторых африканских странах ее нет, и мировое сообщество выделяет миллиарды, чтобы с помощью очень сложной техники она полилась из трубы.
Так что чаще всего то, что теперь кажется естественным, стало таковым о результате тяжелой борьбы, а иногда и многочисленных жертв.
Вот почему я бесконечно и навсегда благодарен Михаилу Горбачеву.
Многие говорят, что он изменил мир. Это правда, потому что во многом, благодаря именно ему, и России появилась свобода – главное условие
Я знаю Горбачева лично. Я горжусь тем, что могу написать эти строки.
Удивительный парадокс в том, что Горбачев, по сути, сам ничего не менял. Он просто не смог или не захотел запретить изменения. Подобное можно оценить как слабость, но можно – как мудрость. Только мудрый политик, чувствующий естественные изменения в обществе, сдерживает собственное желание «поручить» и «улучшить», тем самым способствуя необходимому.
Сейчас модно ругать Горбачева, но те, кто ругает, забывает, что теперь они могут кого-то ругать.
А раньше не могли, но уже об этом забыли.
К хорошему очень быстро привыкаешь.
Конечно, поразительно то, что Горбачева ругают политики, которые прекрасно понимают, что, если бы не было его – не было бы их. Но они это делают по глупости или по расчету.
Я могу их огорчить. Их проклятия забудутся. Время безжалостно, оно спрессовывает события и имена.
Вспомните историю, разве много событий и имен дошло до наших дней? Причем чем дальше в глубину веков, тем меньше. Но те имена, которые сохранила история, она сохранила потому, что они стали частью эпоса. А стать частью эпоса можно, только если ты особо масштабен.
Люди, которых запомнила история, были либо великими созидателями, либо великими разрушителями.
Мне жаль, что навсегда запомнится имя Гитлера. Я бы хотел, чтобы его имя было стерто без следа. Но история заставляет помнить его, и, возможно, она права. Это предостережение потомкам.
Но имя Нефертити живет, потому что это символ самой романтичной любви и красоты в истории человечества. И даже если все, что пишут о египетской царице, было совсем не так, если она была вздорной, сильно красилась и била слуг, именно это история забыла, а вынесла потомкам только ее лик в краске и золоте. И это правильно.
Так что если вы захотите навсегда вписать себя в историю, то запомните: для этого вы должны быть либо великим строителем, как Хеопс, либо великим злодеем, как Каин.
Единственное, кого история упорно не хочет помнить, так это запретителей, потому что их действия противоречат ее течению.
Вот почему все те, кто ругает Горбачева, очень скоро забудутся, а его имя будут помнить очень долго. Потому что на половине земного шара, которую занимала опасная и вооруженная страна, он включил демократию. И мир стал безопасней.
А история считает, что сделать половину земного шара безопасней – это ничем не хуже, чем построить великую пирамиду.
Но вернемся к нашей теме изучения закономерностей поведения аудитории.
Когда открыли «Эхо», оно располагалось в одной крохотной комнатке, с двумя пишущими
С первого же дня журналисты «Эха» стали чувствовать, что такое народная любовь. Сотни людей выяснили наш адрес, и длинный коридор стал наполняться людьми.
Сначала люди приходили просто так – посмотреть на нас и убедиться, что мы действительно существуем. Зайти в редакцию и сказать нам приятное – это стало ритуалом, некой модой среди московской интеллигенции. Нам это очень нравилось, потому что нас кормили. Большой мусорный ящик был заполнен пустыми коробками от тортов. Их приносили, вручали нам и говорили, что принесли торт, потому что мы для них большой праздник. Мы сходили с ума, потому что есть целый день торты невозможно, а они ничего другого не приносили. А самим просить, чтобы нам приносили, например, бутерброды, нам казалось неудобно. Мы просили оставлять торты в коридоре, дарили их близким и неумолимо толстели.
На двух редакционных столах были разбросаны последние дары: огромный мохнатый игрушечный заяц для наших детей, толстая стопка рукописных листов с описанием того, как улучшить мир, и невероятных размеров модель самолета. Человек, который принес модель, с трудом затащил ее в комнату, пожелал нам лететь далеко и быстро и так же, как пожелал, сам растворился в темноте коридора.
А однажды из этой темноты появился толстый священник с кадилом. Оказалось, что он представляет Катакомбную церковь и хочет нас освятить. Он втиснулся в комнату и динамично махнул кадилом, от чего на пол посыпались пленки и тексты, а помещение наполнилось сладким дымом. Махнув еще пару рал и довершив разрушение редакции, он гордо удалился. Наверное, в свои катакомбы.
После подобных визитов одиночек, когда окончательно выяснилось, что мы не марсиане, наступил второй этап: десятки людей уже ежедневно оставались в коридоре на целый день. Они приносили с собой еду, угощали друг друга и нас, а к вечеру расходились, назначив встречу на завтра. Это было прообразом современных социальных сетей, хотя тогда об Интернете никто и не мечтал. Но все эти люди не просто толклись в коридоре, но иногда приносили нам какие-то новости или слухи, которые оказывались важными для нашего эфира.
Потом в коридоре появились иногородние. Они располагались поодаль, потому что ближе к двери все было занято постоянными коридорными сидельцами.
У москвичей были свои VIP места.
Приезжие ели на корточках, потом доставали смятые, от дальней дороги, листы и бережно передавали их нам. Это были бесконечные жалобы на несправедливость, на беспредел и нарушения. Приезжие объясняли, что правду у них в регионе нельзя найти, что они собрали последние деньги на билет и приехали, потому что существует слух, что мы честные.