Кисть и пистолет. Мое сердце пусто
Шрифт:
Молли
На следующее утро я уже могла воспринимать происходящее вокруг. Не поняла, зачем я ему нужна, почему он не отправил меня куда подальше. Даже приодел в Волмарте. Походя назвал меня рыжей Молли. Быстро поняла, что у Роберта проблемы с законом. Не зря же он похитил чужую машину и сбросил свою в реку. Наверное, боится, что его машину ищут. Но что уж мне теперь осуждать его – сама не лучше. Может быть, меня и не разыскивают, но я ударила, дважды ударила мужчину вилкой в лицо. Когда доехали до Нэшвилла, думала, что теперь-то Роберт от меня избавится. Что же я буду делать в незнакомом городе? Да, избавился, но все пошло по-другому. Я не ожидала такого варианта.
Роберт
С
– Что, опять проблемы?
– Да вроде нет особенных.
– Не очень верится. Так с чем ты приехал сюда и откуда?
– Из Индианаполиса прибыл. На тебя посмотреть захотелось… Вон ты как расцвела.
– Не болтай зря. А в общем, жизнь нормальная.
Не утерпела, похвасталась. Показала на отдаленный столик, за которым в одиночестве сидел лохматый парень:
– Видишь, мой бойфренд.
– Вижу… что-то он у тебя худощав. Плохо кормишь?
– Ну тебя… Он музыкант, студент Blair School of Music университета Вандербильта. На скрипке играет. Ну, колись, с чем ты все-таки ко мне явился? Ты же просто так не придешь.
– Если серьезно, то мне нужно пристроить племянницу. Кем угодно: официанткой, уборщицей или посудомойкой. Видишь рыженькую?
Показал на Молли, скромно стоявшую невдалеке.
– Официанток у меня достаточно. Да и полно студенток из музыкальной школы. И вообще, не очень верю, что племянница. Никогда ты не упоминал ни о братьях, ни о сестрах.
– Ничего от тебя не скроешь. Да, очень дальняя родственница, навязали ее на мою голову.
– Все равно не верю. Поиграл с девочкой, теперь бросаешь? Все вы козлы. Ей хоть восемнадцать есть? Ладно, так и быть, возьму ее на испытание уборщицей. Я так понимаю, что жить ей негде?
– Правильно понимаешь, найдется закуток на первое время?
– Только на время пристрою. Но если будет волынить или глупости творить, выброшу на улицу. Давай ее сюда, посмотрю.
Я предварительно сказал несколько слов Молли, предупредил, что не вижу для нее другого варианта. Флоренс вроде осталась довольна беседой с робкой девочкой. Что ж, у меня теперь руки развязаны. Дал Молли две сотни. Больше я ее никогда не увижу. Забрал из машины свой чемоданчик, поехал на такси устраиваться в отель. Мне нельзя искать частное жилье, ни с кем там не познакомлюсь. Далеко не поехал. Там, где 21-я авеню Юг переходит в Бродвей, снял номер в Kimpton Aertson Hotel. Не больно-то дешево – две сотни в сутки, но вполне приличный. Жаль, что ресторана в отеле нет. Рядом неплохой брассери Хенлей. Это типа французских бистро на американский лад, но меня это не устраивает. Мне нужен солидный ресторан, куда ходят приличные состоятельные люди.
Молли
Мой город Льюисберг небольшой, населения чуть больше десяти тысяч. Это столица, если можно так назвать, графства Маршалл. Он как раз посредине между Нэшвиллом и Хантсвиллом – в обе стороны по полусотне миль. То есть глухая провинция. Отчим работал на небольшом заводике, мать – в магазине. Так как папаша слинял, когда мама была на четвертом месяце, она упомянула однажды: «Уплыл в Ирландию». Меня в свидетельстве о рождении записали по фамилии мамы – Мэри Роббинс. Но и дома, и в школе меня звали Молли. Я окончила Льюисберг Мидл Скул, потом там же отучилась четыре года в старшей школе. По окончании семья определила мой путь просто. Денег на учебу в колледже не было. Да и вообще, отчим считал, что высшее образование – чушь. Отчимом его заставляла меня называть мать, но на самом деле они не были женаты. Начала работать в том же магазине, что и мать. С трудом она упросила хозяина принять меня уборщицей. А потом… потом случилось то, что случилось, и я в результате оказалась на дороге без единого доллара в кармане. Не хочется это все вспоминать. Хорошо хоть, что хозяйка кафе взяла меня теперь на работу уборщицей, разрешила до первой получки ночевать в кафе. Плохо, что все мои рисунки, этюды, карандаши, краски и прочее остались в Льюисберге.
Роберт
Первая неделя прошла в Нэшвилле тоскливо. Нет, я нашел пару старых приятелей, через них вышел на отставного майора, держателя маленького подпольного игрового клуба. Привычное дело – я и раньше, в Нэшвилле, и в Мемфисе, да и в Хантсвилле не пропускал возможности поиграть в покер, заработать пару сотен баксов, а иногда и поболее. Убегал я из Хантсвилла второпях, только успел предупредить хозяина апартаментов о том, что не продлеваю аренду на следующий квартал. Чеки у него на оставшиеся два месяца есть. Захватил только деньги, которые были дома. Не стал брать из банкомата, так как на счету было только на оплату отложенных чеков. В дороге еще немного истратился. Пришлось сдать знакомому мужику кольцо и дорогие часы, которые подарила моя приятельница Сарра. Заменил часы на похожую китайскую подделку. Так что мог войти в игру, имея четыре тысячи баксов. Немного, но у майора крупной игры не было. Обычно приходили местные мужики пощекотать нервы, отвлечься от бизнеса и домашних забот. Профи среди них не было, так что я постоянно был в небольшом выигрыше. Но понимал, что так долго продолжаться не будет. Либо со мной перестанут играть, либо наткнусь на сильного профи и проиграюсь вдрызг, как это было уже около двух лет назад, когда, оказавшись на мели, вынужден был охмурять Флоренс.
Все изменилось, когда познакомился с Бетти. Знакомство случайное – в ресторане the Stillery Midtown, куда я стал вечерами ходить, когда не играл, увидел в компании солидных мужчин блондинку немного старше меня. Всегда внимательно оглядываю посетителей ресторана. Только там можно познакомиться с полезными людьми – картежники не в счет. Когда прозвучала музыка, подошел к ней, пригласил на танец.
Извиняюсь за старомодное выражение. Когда-то, будучи молодым еще оболтусом, после службы в морской пехоте понял, что не продвинусь в жизни, так и буду рубить лес в Орегоне, если не обучусь нормальному языку и манерам. Деньги после службы получил порядочные, поэтому нанял преподавательницу хороших манер. Естественно, после первой же пары уроков мы отправились в постель, но учеба продолжалась еще с полгода. Учительница, так я мысленно всегда называл ее, заставила меня прочитать уйму сборников с кратким содержанием классической литературы, чтобы я смог принимать участие в разговорах. Мы с ней проштудировали кучу альбомов классической живописи. А главное, она жестко поправляла меня, когда я коверкал английский. Только от музыки я категорически отказался, не интересует меня ни классическая, ни кантри. Через полгода заявила мне, что поработала не хуже профессора Хиггинса и его друга из фильма «Моя прекрасная леди». К тому времени я уже понимал, о чем она говорит. Понял также, что пора смываться, – надоели мне до чертиков ее эксперименты в постели. Всегда был сторонником простого добротного секса.
Да, с Бетти все было вначале достаточно просто. Она оглядела меня – вероятно, представила возможное продолжение вечера – и милостиво выразила свое согласие улыбкой. Вечер закончили в ее номере, в моем отеле. Оказывается, компания мебельных оптовиков, или как там они называются, отмечала пятилетие тайного соглашения. Я не зря выбрал этот ресторан, там частенько собираются компании приезжих. Бетти должна была улететь в Колумбус на следующий вечер, но решила остаться в Нэшвилле еще на пару дней.
На второй день она рассказывала мне в ресторане Пиневуд Социал в Собро печальную, как выразилась, историю своей жизни. Я старался не глядеть на нее, пока она медленно рассказывала о своих проблемах, меланхолично потягивал виски, разглядывал медленно текущую совсем рядом реку Камберленд. Подумаешь, печальная история. Самая обычная. Вышла замуж в двадцать лет за богатенького ювелира; с его помощью, то есть на его деньги, организовала мебельную фирму из двух магазинчиков и склада. Потом уже построила, как она выразилась, солидную фирму оптовой торговли мебелью, продав магазинчики. Но вот теперь в связи с проблемами в экономике возникли трудности с оборотными средствами, несколько затоварены склады. Как будто мне интересна вся эта дребедень. Классический случай недотраханной женщины со стареньким мужем.