Кит на заклание
Шрифт:
План Смолвуда заключался в том, чтобы основать в провинции Ньюфаундленд норковые фермы, а кормить норку мясом гринд. Быстро построили несколько ферм (причем одна из самых крупных принадлежала лично премьер-министру) и начали массовое истребление гринд. Чаще всего побоища устраивали в фиорде Дильдо. Стоило стаду войти в фиорд, как несколько лодок блокировали вход в него, а в это время охотники на других лодках, поднимая неимоверный шум, пугали китов и загоняли на мелководье в конце фиорда, где их убивали топорами, дубинами и острогами. К 1965 году на корм ньюфаундлендским норкам уничтожили таким способом более 50 000 гринд, после чего они стали встречаться так редко, что владельцам
Смолвуд замахнулся и на крупных китов. Он предложил иностранным капиталовладельцам возобновить китобойный промысел в районе северного побережья Ньюфаундленда, пообещав им полную свободу действий плюс значительные субсидии. Японцы с радостью откликнулись на его предложения и расконсервировали базу в Вильямспорте; одновременно (объединенными усилиями японских и норвежских предпринимателей) были расширены операции в фиорде Дильдо: здесь началась охота и на крупных китов-полосатиков. Очень скоро китобойцы обеих баз принялись бороздить воды к северу от Ньюфаундленда, проходя проливом Белл-Айл к побережью Лабрадора и убивая ежегодно 300—400 финвалов.
Промысел этот продолжается и поныне; на счету его 2114 финвалов (а также несколько сот сейвалов, кашалотов и малых полосатиков), добытых в период между 1965 и 1971 годом. Согласно квотам, санкционированным канадским правительством, в 1972 году базам в Вильямспорте, Дильдо и Новой Шотландии было разрешено добывать в общей сложности 360 финвалов, что составляет почти предел их технических возможностей. 360 особей быстро вымирающей североатлантической популяции финвалов, поголовье которой — по данным занимающегося этим вопросом биолога — уже сократилось до 3000 китов или даже меньше! Вполне возможно, что китобоям этих трех баз просто не удастся найти 360 финвалов. Но ведь ограничений по добыче китов других видов на них не наложено, так что владельцы баз едва ли лишатся своих ежегодных прибылей. Зато если они действительно полностью используют щедрую норму по финвалам, можно будет считать, что вкупе с канадским правительством этим китопромышленникам удалось внести крупный вклад в дело скорейшего уничтожения редкого вида животных, которых осталось на планете всего каких-то 60 000.
Прямой противоположностью безмятежному приему, оказанному финвалам в Бюржо, был инцидент, который я примерно в это же время наблюдал в Сен-Пьере, столице и единственном порту французских островов Микелон и Сен-Пьер, лежащих в нескольких милях от южного побережья Ньюфаундленда. Большинство тамошних жителей — рыбаки, но сам город Сен-Пьер представляет собой скопление магазинов, туристских отелей, кемпингов, судоремонтных мастерских, и население его — в основном люди, воспитанные современным индустриализированным обществом.
Темной ночью в августе 1961 года моя шхуна стояла у подгнившего причала в Сен-Пьерской гавани. Около полуночи я поднялся на палубу, чтобы посидеть в тишине и спокойно выкурить трубку-другую. Но очень скоро тишину нарушил странный звук, похожий на чье-то шумное дыхание. Донесся он откуда-то снизу, совсем рядом. Я схватил фонарь и осветил им черную воду возле шхуны. По гладкой поверхности расходились большие круги. Я тщетно пытался объяснить себе природу этого явления, как вдруг немного в стороне снова раздались шумные вздохи. Переметнув луч фонаря, я успел заметить, как из маслянистой воды одна за другой поднялись гладкие черные спины, потом взметнулись фонтаны, и животные снова исчезли в глубине.
Оказывается, в загаженные воды внутренней гавани проникло стадо гринд. На это у них, очевидно, имелась особая причина, потому что ни одно здоровое животное не полезет в эту клоаку по доброй воле. Шкипер одного местного траулера рассказывал мне потом, что в тот день он видел небольшую группу косаток поблизости от начала фарватера. У людей этот вид китов приобрел дурную славу, не вполне, кстати, заслуженную; однако косатки, или, как их еще называют, киты-убийцы, действительно иногда нападают на молодых гринд, а в стаде, вошедшем в гавань Сен-Пьер, было несколько детенышей.
Когда я отправился спать, гринды все еще лениво кружили поблизости. Проснулся я поздно. Меня разбудил рев подвесных моторов, возбужденные крики и топот ног. Высунувшись из люка, я увидел на причалах и набережной столь многочисленную толпу, словно сюда явилась по меньшей мере половина мужского населения Сен-Пьера. В толпе было также немало женщин и детей.
Над гаванью лежал легкий туман. Сквозь него я увидел два летящих на полной скорости катера с непомерно мощными моторами. На носу одного из них стоял молодой человек с самодельным копьем — охотничьим ножом, привязанным к веслу. Во втором катере сидел парень, державший на коленях ружье. Обе лодки яростно преследовали стадо гринд, состоявшее примерно из пятнадцати взрослых животных и шести или семи детенышей.
Гринды были перепуганы до смерти. Стоило одной из них появиться на поверхности, как катера устремлялись прямо к ней, а стоявшие на берегу мужчины принимались палить по ней из ружей. Животные не успевали надышаться: едва сделав вдох, они вынуждены были снова погружаться. Детеныши, которым явно не хватало кислорода, то и дело задерживались на поверхности. Пользуясь этим, вооруженный копьем юноша старался подойти к ним вплотную и, когда ему это удавалось, резал им спины.
По грязной воде гавани расходились кровавые полосы. Было очевидно, что ни огнем из малокалиберных ружей, ни копьем охотникам не удастся перебить стадо; но это, кажется, и не являлось их целью. Я скоро понял, что они не охотятся, а просто развлекаются.
Я был вне себя от бешенства и отвращения, но ничего не мог сделать, чтобы прекратить кровопролитную забаву. На борт шхуны поднялся мой приятель, рыбак по имени Теофиль Дечевери, и я излил ему свои чувства. Он пожал плечами.
— Тот, что сидит в моторке с ружьем, — сын самого крупного в городе торговца, — сказал он. — А второй, с копьем, приехал из Франции и торчит здесь уже года два. Собирается пересечь Атлантику на плоту, но пока что не вылезает из пивных баров. Оба порядочные сволочи. Но не думайте, что у нас тут все такие. Сами видите — ни один рыбак в этой пакости не участвует.
Китам, конечно, от этого было не легче, но Дечевери говорил правду: рыбаки Сен-Пьера еще на рассвете ушли в море за треской. Когда к исходу дня нагруженные рыбой плоскодонки начали возвращаться в гавань, веселье было в самом разгаре. Все прогулочные катера Сен-Пьера включились в игру. Толпа на берегу стояла сплошной стеной, так что протолкнуться к воде было просто невозможно. Десятки людей пытались забраться ко мне на шхуну, чтобы любоваться спектаклем с палубы, и, когда я гневно гнал их прочь, отвечали насмешливой бранью. Десять часов подряд катера, сменяя друг друга, гоняли стадо по гавани. Группы вооруженных людей усеяли пирс у входа в гавань, и каждый раз, как гринды пытались вырваться на свободу, их встречал град пуль, в том числе и крупного калибра. Животные неизменно отступали и наконец оставили всякую надежду уйти в единственно доступное им убежище — открытое море.