Китаец
Шрифт:
Еще когда судно стояло в гавани, Сань обратил внимание на двух молчаливых светловолосых пассажиров, которые регулярно преклоняли колени у борта и молились. Оба словно бы не замечали происходящего вокруг, не видели ни матросов, которые сновали на палубе, ни боцманов, которые понукали команду и выкрикивали приказы. Эти двое оставались погружены в свои молитвы, а потом снова вставали на ноги.
Неожиданно они вдруг повернулись к Саню и поклонились. Сань испуганно вздрогнул. Никогда белые люди не кланялись ему. Белые китайцам не кланяются, а бьют их. Он поспешно отошел туда,
Ответа он не нашел. Их поведение казалось ему непостижимым.
Ближе к вечеру отдали швартовы, судно отбуксировали из гавани, подняли паруса. Дул свежий северный ветер. На хорошей скорости «Нелли» взяла курс на восток.
Сань стоял у поручней, прохладный ветер обвевал лицо. Теперь они с братом наконец-то плыли домой, завершая свое кругосветное путешествие. Главное — не захворать в пути. Что ждет их в Китае, Сань не знал. Не желал только снова впасть в беспросветную нищету.
Стоя на носу и чувствуя, как ветер бьет в лицо, Сань думал о Сунь На. Знал, что ее нет в живых, и все же почти как наяву представил себе, будто она стоит рядом. Но когда протянул к ней руку, только ветер пробежал у него между пальцами.
Через несколько дней после выхода в море светловолосые люди подошли к Саню. Вместе с ними был пожилой человек из корабельной команды, который говорил по-китайски. Сань испугался: наверно, он и Го Сы допустили какую-то оплошность. Но переводчик, мистер Мотт, объяснил, что эти двое — шведские миссионеры и направляются в Китай: мистер Эльгстранд и мистер Лудин.
Китайскую речь мистера Мотта понять было трудновато, но Сань и Го Сы кое-как уразумели, что молодые люди — священнослужители, посвятившие свою жизнь работе в христианской миссии в Китае. Направляются они в Фучжоу, чтобы создать там приход и начать обращение китайцев в истинную веру. Будут бороться с язычеством и указывать путь в Царство Божие, к истинной цели человеческого бытия.
Не могли бы Сань и Го Сы помочь этим господам освоить многотрудный китайский язык? Кой-какими небольшими познаниями они располагают, но готовы во время плавания потрудиться, чтобы во всеоружии ступить на китайский берег.
Сань задумался. Он не видел причин отказываться от денег, которые светловолосые люди предлагали за обучение. С деньгами вернуться легче.
Он поклонился.
— Для Го Сы и для меня большая радость — помочь господам проникнуть в китайский язык.
За дело взялись на следующий же день. Эльгстранд и Лудин хотели пригласить Саня и Го Сы в свою часть судна. Но Сань сказал «нет». Предпочел остаться на носовой палубе.
Учителем стал Сань. Го Сы обычно сидел рядом и слушал.
Шведские миссионеры обходились с братьями как с ровней. Много времени прошло, прежде чем недоверие Саня к их дружелюбности уменьшилось и наконец совсем исчезло. Он удивлялся, что едут они не затем, чтобы искать работу, и не затем, что были вынуждены уехать. Этими молодыми людьми двигало искреннее чувство и желание спасать души от вечной погибели. Эльгстранд и Лудин готовы жизнь отдать за свою веру. Эльгстранд был из крестьянской семьи, Лудин — из семьи священника, служившего в глуши.
Увидев карту мира, Сань понял, что путь, проделанный им и Го Сы, самый длинный, какой человек может проделать, не пересекая собственный след.
Прилежания Эльгстранду и Лудину было не занимать. Учились оба старательно и быстро. Когда судно миновало Бискайский залив, они установили расписание, согласно которому уроки проходили утром и к вечеру. Сань начал задавать вопросы об их вере и их Боге. Хотел понять то, чего не понял у матери. Она знать не знала о христианском Боге. Но молилась другим незримым высшим силам. Как человек может изъявлять готовность пожертвовать жизнью ради того, чтобы другие люди поверили в того Бога, какому поклоняется он сам?
Говорил чаще всего Эльгстранд. Самое важное в его рассуждениях сводилось к тому, что все люди грешники, но могут спастись и после смерти попасть в рай.
Сань думал о своих чувствах к Цзы, к Вану, который, к счастью, был мертв, и к Я.А., которого ненавидел как никого другого. Эльгстранд твердил, что христианский Бог считает самым страшным преступлением убийство человека.
Сань был неприятно поражен. Рассудок говорил ему, что Эльгстранд и Лудин явно не правы. Они все время толковали о том, что ждет после смерти, а не о том, как изменить жизнь человека, пока она продолжается.
Эльгстранд часто повторял, что все люди равны перед Господом, что все они бедные грешники. Однако у Саня в голове не укладывалось, что он сам, и Цзы, и Я.А. встретятся в день Страшного суда на равных условиях.
Он терзался огромными сомнениями. И одновременно дивился приветливости и словно бы беспредельному терпению, какие два молодых шведа выказывали ему и Го Сы. К тому же он заметил, что брат, часто беседовавший с Лудином наедине, радостно впитывает услышанное. Поэтому он никогда не вступал с Го Сы в споры по поводу его отношения к белому Богу.
Эльгстранд и Лудин делились с Санем и Го Сы своей пищей. Правда ли, нет ли — их рассказы о Боге, Сань не знал. Но не сомневался, что живут они именно так, как проповедуют.
После тридцати двух дней плавания «Нелли» зашла в гавань Капстадта пополнить запасы, а затем продолжила путь на юг. Когда они подошли к мысу Доброй Надежды, налетел сильный шторм. С зарифленными парусами «Нелли» четверо суток боролась с волнами. Сань ужасно боялся, что судно потонет, и видел, что команда тоже напугана. Спокойствие на борту сохраняли только Эльгстранд и Лудин. Или, по крайней мере, хорошо скрывали страх.
Если Сань испугался, то брат был охвачен паникой. Лудин сидел с ним, меж тем как огромные валы обрушивались на судно, грозя переломить корпус. Лудин так и сидел подле Го Сы, пока бушевала непогода. Когда шторм утих, Го Сы пал на колени и сказал, что уверовал в Бога, которого белые люди хотят открыть его китайским братьям.
Сань все больше восхищался миссионерами, которые так спокойно пережили шторм. Но не мог, как Го Сы, пасть на колени и молиться Богу, пока что слишком загадочному и ускользающему.