Китаец
Шрифт:
Все ответили бормотанием.
Начало светать, когда они, вооружившись кирками, стояли возле каменной стены, почти отвесно уходившей ввысь. Изо рта у всех валил пар. Я.А. на минуту отдал ружье Брауну, взял кирку и сделал внизу стены две зарубки. Сань прикинул, что ширина прохода, который им надо пробить, составляет без малого метров восемь.
Вокруг ни упавших глыб, ни куч щебня. Гора будет здорово сопротивляться. Каждый осколок, какой удастся отколоть, потребует неимоверных усилий, не сравнимых ни с чем знакомым по прежним временам.
Чем-то они прогневили богов, вот те и послали им
Саня охватило огромное, безмерное отчаяние. Только одно придавало ему силы — мысль, что однажды он и Го Сы убегут отсюда.
Он попробовал представить себе, что гора — это на самом деле стена, отделяющая его от Китая. Несколько метров в глубь — и мороз исчезнет. Там цветут вишни.
Тем утром они начали врубаться в твердую скалу. Новый начальник надзирал за ними, как хищная птица. Даже когда он поворачивался спиной, словно бы все равно видел, если кто на секунду перестал орудовать киркой. Кулаки он обмотал ремнями, которые рассекали кожу на лице провинившегося бедолаги. Уже через несколько дней все люто возненавидели этого человека, который не расставался с ружьем и никогда не говорил доброго слова. Спали и видели убить его. Сань размышлял, какие отношения связывают Я.А. и Вана. Ван — хозяин Я.А. или наоборот?
Я.А. был вроде как заодно с горой, которая лишь с огромным трудом позволяла вырубить из гранита осколок, маленький, как слеза или пучок волос. Целый месяц минул, пока они вырубили углубление по указанным размерам. К тому времени один из них умер. Ночью бесшумно поднялся и выполз из палатки. Разделся донага и лег в снег умирать. Обнаружив мертвого китайца, Я.А. взбеленился.
— Оплакивать самоубийцу вы не будете! — кричал он своим пронзительным голосом. — Плачьте о том, что теперь вам придется долбить стену еще и за него.
Вечером, когда они вернулись к палаткам, тела там уже не было.
Спустя несколько дней они начали взрывать скалу нитроглицерином. Морозы тогда успели ослабеть. В рабочей команде нашлись двое — Цзянь и Бин, — раньше имевшие дело с этим опасным веществом. Их поднимали в корзинах наверх, где оба осторожно заливали нитроглицерин в трещины. Потом поджигали запальный шнур, корзины спешно спускали вниз, и все бросались в укрытие. Несколько раз Цзянь и Бин едва успевали спуститься. Как-то утром одна корзина застряла на пути вниз. Бин выпрыгнул и, упав на камни, повредил ногу. На другой день он вновь сидел в корзине.
Ходили слухи, что Цзянь и Бин получали дополнительную плату. Не то чтобы кто-то давал им деньги, тем паче Я.А. Но оставшееся время отработки за билеты сокращалось. Правда, никто не рвался на их место в корзинах.
Однажды утром в середине мая случилось то, чего все боялись. Один из зарядов, установленных Цзянем, не взорвался. Обычно ждали целый час — вдруг взрыв все-таки состоится. Если нет, присоединяли новый шнур и делали новую попытку. Но в тот день прискакал Я.А., и ждать он вовсе не собирался. Приказал Цзяню и Бину сей же час подняться наверх и установить новый запал. Цзянь попробовал объяснить, что необходимо еще подождать. Я.А. не слушал, спешился и кулаком вмазал обоим по лицу. Сань слышал, как хрустнули челюсти
Что пошло не так, никому не известно. Только нитроглицерин вдруг рванул, и обе корзины вместе с людьми разнесло в клочья. Останки собрать было невозможно. Но Я.А. велел принести новые корзины и веревки. Сань оказался одним из тех, кого он назначил взрывниками. Сюй показал ему, как надо обращаться с нитроглицерином, хотя сам никогда заряды не ставил.
Дрожащего от страха Саня подняли наверх по скале. Он не сомневался, что умрет. Но когда корзину вновь опустили наземь, сумел добежать до укрытия, а взрыв произошел как полагается.
Той ночью Сань рассказал Го Сы про свой план. Что бы ни ожидало их в пустыне, хуже, чем теперь, не будет. Они убегут и не остановятся, пока не доберутся до Китая.
Ушли они четыре недели спустя. Ночью бесшумно покинули палатку, двинулись вдоль насыпи, украли двух лошадей, привязанных возле склада рельсов, и поскакали на запад. Только когда отъехали достаточно далеко от Сьерра-Невады, позволили себе отдохнуть несколько часов у костра и двинулись дальше. Выехали к реке и, чтобы скрыть следы, пустили лошадей по воде.
Часто они останавливались, смотрели назад. Но вокруг не было ни души. Никто их не преследовал.
Мало-помалу Сань начал верить, что, возможно, они все-таки сумеют вернуться домой. Но надежда была хрупка. Он не смел на нее положиться.
14
Саню снилось, что каждая шпала, лежащая на насыпи под рельсами, — это человечье ребро, может, его собственное. Он чувствовал, как грудь западает, а воздух в легкие не идет. Пытался вырваться из-под тяжести, расплющивающей тело, и не мог.
Сань открыл глаза. Го Сы во сне навалился на него, стремясь согреться. Он осторожно спихнул брата в сторону, укрыл одеялом. Сел, размял онемевшее тело, подложил дров в костер, разложенный между камнями.
Он поднес руки к огню. Пошла третья ночь с тех пор, как они сбежали от горы и от грозных начальников — Вана и Я.А. Сань не забыл слова Вана о том, что ждет дерзнувших сбежать. Они обречены работать в горе столько, что едва ли смогут выжить.
Погони пока вроде бы нет. Сань подозревал, что начальники решат, что у них не хватит ума красть лошадей. Обычно лошадей уводили бродившие по округе разбойничьи шайки, а их, беглецов, искали в ближайших окрестностях.
Но у них возникла серьезная проблема. Одна из лошадей накануне пала. Та, на которой ехал Сань, маленький индейский пони, вроде бы не менее выносливый, чем пегая, на которой скакал Го Сы. Пони вдруг споткнулся и рухнул наземь. Мгновенная смерть. Сань ничего не знал о лошадях и подумал, что у пони остановилось сердце, как иной раз случается с людьми.
Они бросили пони и продолжили путь, срезав с хребта большой кусок конины. Чтобы сбить с толку погоню, взяли больше прежнего к югу. Несколько сот метров Сань шел следом за Го Сы, таща за собой деревяшки и заметая следы.