Китаец
Шрифт:
Снова Сань остался один.
Он дал денег человеку, пославшему за ним. Этой суммы хватит, чтобы сжечь тело. Два дня спустя он похоронил ее прах в том месте, где покоился Го Сы.
Вот все, чего я достиг в жизни, думал он. Строю и заполняю собственное кладбище. Здесь погребены останки четырех людей, один из которых даже не успел родиться.
Он стал на колени, несколько раз склонился, коснувшись лбом земли. Скорбь захлестнула все его существо. Он не противился. Выл, как зверь, от ярости из-за случившегося. Никогда он не чувствовал себя таким беспомощным. Когда-то он думал, что способен позаботиться о братьях, а теперь он просто тень
Когда поздно вечером он вернулся в миссию, сторож сообщил, что Эльгстранд искал его. Сань постучал в дверь конторы, где миссионер что-то писал при свете лампы.
— Я беспокоился, — сказал Эльгстранд. — Ты отсутствовал весь день. Я молил Бога, чтобы с тобой ничего не случилось.
— Ничего не случилось. — Сань поклонился. — У меня немного болел зуб, и я вылечил его травами.
— Вот и хорошо. Нам без тебя никак не обойтись. Ступай поспи.
Сань не сказал миссионерам, что Ло Ци покончила с собой. Вместо нее наняли другую девушку. Сань спрятал свою великую боль в сердце и много месяцев оставался незаменимым слугой миссионеров. О своих мыслях никогда не упоминал, не говорил, что теперь слушает проповеди иначе, нежели раньше.
Вдобавок он решил, что освоил достаточно много иероглифов, чтобы начать повесть о себе и братьях. По-прежнему не зная, кому ее предназначает. Может, только ветру. Но в таком случае он заставит ветер слушать.
Писал он поздними вечерами, спал все меньше, чтобы не пренебрегать другими своими обязанностями. Был всегда приветлив, готов помочь принять решение, урезонить слуг и облегчить Эльгстранду и Лудину обращение язычников.
Минул год с приезда в Фучжоу. Сань пришел к выводу, что для создания Царства Божия, о котором мечтали миссионеры, понадобится очень много времени. За двенадцать месяцев девятнадцать человек обратились и приняли великую христианскую благостыню.
Все это время он писал, возвращаясь к началу — к бегству из родной деревни.
В обязанности Саня входила уборка Эльгстрандовой конторы. Никто другой не допускался туда, чтобы прибрать и стереть пыль. Однажды, когда Сань бережно смахивал пыль с письменного стола и лежащих на столе бумаг, он заметил письмо, которое Эльгстранд написал по-китайски в Кантон своим друзьям, вместе с которыми упражнялся в языке.
Миссионер доверительно писал, что «китайцы, как тебе известно, невероятно работящи и терпят нищету так же, как ослы и мулы терпят побои. Однако нельзя забывать, что китайцы хитрые лжецы и обманщики, они тщеславны и алчны и им свойственна животная чувственность, порой вызывающая у меня отвращение. В большинстве это люди негодные. Остается лишь надеяться, что Божия любовь когда-нибудь проникнет сквозь их ужасную жестокость и грубость».
Сань дважды прочел это письмо. Потом вытер пыль и вышел из конторы.
Он продолжал работать, словно ничего не произошло, вечерами писал, днем слушал проповеди миссионеров.
А однажды вечером, осенью 1868 года, незаметно покинул миссию. В простой матерчатой сумке лежало все его достояние. Шел дождь, и дул сильный ветер. Сторож спал у ворот и не слышал, как Сань перелез через ограду. Когда сидел верхом на воротах, он сорвал иероглифы, гласившие, что здесь вход в Храм Истинного Бога. Бросил их в грязь.
Улица была безлюдна. Только дождь барабанил по земле.
Сань исчез в потемках.
17
Эльгстранд открыл глаза. Сквозь планки жалюзи в комнату
Проснувшись, он, по обыкновению, полежал в постели, позволил мыслям вернуться вспять. Мешанина образов детства в смоландском городишке заполонила сознание. Он и предположить не мог, что однажды поймет, что у него есть призвание — стать миссионером, отправиться в широкий мир помогать людям в обретении единственно истинной веры.
Все это было так давно, но сейчас, в минуты после пробуждения, совсем близко. Особенно сегодня, когда ему предстояло очередное плавание вниз по реке, к английскому грузовому судну, которое, наверно, доставило деньги и почту для миссии. В четвертый раз он проделает этот путь. Вот уж полтора года они с Лудином живут в Фучжоу. И хотя трудятся не покладая рук, миссия по-прежнему сталкивается с множеством проблем. Самое большое разочарование — малое число по-настоящему обращенных. Многие утверждали, что уверовали в Христа. Но не в пример Лудину, который смотрел не слишком критично, Эльгстранд видел, что у многих из новообращенных вера слаба, что она просто прикрывает надежду на какой-нибудь подарок от миссионеров, на платье или съестное.
В минувшие месяцы случались минуты, когда Эльгстранд приходил в отчаяние. Тогда он писал в своих дневниках о криводушии китайцев и об их отвратительном язычестве, которое словно бы невозможно истребить. Китайцы, приходившие слушать проповеди, казались ему животными, стоящими куда ниже самых нищих крестьян, каких он встречал в Швеции. Библейские слова, что незачем метать бисер перед свиньями, приобретали новый, неожиданный смысл. Но тяжкие часы проходили. Он молился, говорил с Лудином. В письмах домой, в миссионерское общество, которое поддерживало их работу и собирало необходимые денежные средства, он не скрывал существующих трудностей. И снова и снова указывал, что необходимо набраться терпения. Христианской церкви потребовались сотни лет, чтобы распространиться по миру. Терпение требуется и от них, посланных к людям огромной отсталой страны под названием Китай.
Он встал с кровати, умылся в тазу и не спеша начал одеваться. Утром он напишет несколько писем, а затем передаст их капитану английского судна. В особенности нужно написать матери, она совсем состарилась, и память у нее вконец ослабла. Не мешает еще раз напомнить ей, что ее сын занят христианской работой, важнее которой на свете нет.
В дверь осторожно постучали. Он открыл — на пороге стояла девушка-служанка, принесшая завтрак. Она поставила поднос на стол и бесшумно исчезла. Надевая сюртук, Эльгстранд с порога оглядел выметенный двор. На улице влажно, жарко, пасмурно, возможно, будет дождь. Значит, в поездке по реке понадобятся дождевики и зонты. Он помахал рукой Лудину, который стоял у своей двери, протирал очки.
Без него было бы трудно, думал Эльгстранд. Он наивный, не очень-то способный, зато приветливый и работящий. В каком-то смысле носитель простодушия, о котором говорит Библия.
Эльгстранд быстро прочел молитву и сел завтракать, размышляя о том, наняты ли гребцы, которые доставят их к английскому судну и обратно.
В этот миг ему очень недоставало Саня. Пока был в миссии, Сань всегда благополучно улаживал такие дела, а с тех пор как осенью он внезапно исчез, Эльгстранд так и не нашел ему достойной замены.