Китаец
Шрифт:
Голос Виви в трубке звучал устало. Биргитта решила не задавать вопросов о новой ситуации, после самоубийства. Вместо этого рассказала о красной ленточке и изложила соображения, записанные на полях составленной сводки.
Виви Сундберг слушала не перебивая. Биргитта улавливала голоса рядом с нею и не завидовала напряженной атмосфере, царившей в управлении.
Под конец Биргитта спросила, горел ли свет в тех комнатах, где нашли убитых.
— Вообще-то вы правы, — отозвалась Виви Сундберг. — Мы тоже думали об этом. Свет горел. Во всех комнатах, кроме одной.
— Где лежал
— Верно.
— У вас есть объяснение?
— Вы же понимаете, это не телефонный разговор.
— Конечно. Прошу прощения.
— Не стоит. Но я хочу попросить вас кое о чем. Запишите свои соображения касательно событий в Хешёваллене. Красной ленточкой я займусь сама. Я имею в виду все остальное. Запишите и перешлите мне.
— Преступление совершил не Ларс Эрик Вальфридссон, — сказала Биргитта.
Слова произнеслись сами собой. Она была ошарашена не меньше, чем Виви Сундберг.
— Пришлите свои соображения, — повторила Виви. — Спасибо за звонок.
— А дневники?
— Лучше всего переправить их нам прямо сейчас.
Закончив разговор, Биргитта испытала облегчение. Все ж таки ее усилия имели смысл. Теперь можно отодвинуть от себя это дело. В лучшем случае полиция когда-нибудь выследит убийцу, одного ли, нескольких ли. Она не удивится, если окажется, что здесь был замешан китаец.
На другой день Биргитта пошла к врачу. Погода была по-зимнему холодная, с Эресунна налетал шквалистый ветер. Она сгорала от нетерпения выйти на работу.
После нескольких минут ожидания в приемной настал ее черед. Врач спросил, как она себя чувствует, и она ответила, что, судя по всему, выздоровела. Сдала медсестре кровь на анализ и опять стала ждать.
Когда ее снова пригласили в кабинет, врач измерил ей давление и перешел прямо к делу:
— Чувствуете вы себя хорошо. Однако давление по-прежнему высоковато. Стало быть, будем выяснять, в чем причина. Для начала продлю освобождение от работы еще на две недели. И направлю вас на консультацию к специалисту.
Только снова очутившись на улице, на холодном ветру, Биргитта вполне осознала, что произошло. Ее встревожило, что заболевание может оказаться серьезным, хотя врач и уверял в обратном.
На площади она постояла спиной к ветру. Впервые за много лет чувствуя себя беспомощной. И не шевелилась, пока в кармане пальто не зазвонил телефон. Карин Виман хотела поблагодарить за приятный день.
— Что делаешь? — спросила она.
— Стою на площади, — ответила Биргитта. — И в данный момент понятия не имею, как быть с моей жизнью.
Потом она рассказала о визите к врачу. Разговор вышел какой-то замороженный. Она обещала позвонить еще раз до отъезда Карин в Китай.
Когда Биргитта открывала свою калитку, начался снегопад. Ветер усилился. И налетал по-прежнему шквалами.
23
В тот же день она наведалась в окружной суд, поговорила с Хансом Маттссоном. Заметила, что он приуныл и огорчился, услышав, что на работу ее не выписали.
Он задумчиво посмотрел на нее поверх очков:
— Не нравится мне это. Тревожусь я за тебя.
— Если верить врачу, тревожиться не о чем. Надо привести в порядок анализ крови и снизить давление. Послали к специалисту. Но я не чувствую себя больной, так, устала слегка.
— Как и все мы, — кивнул Ханс Маттссон. — Я уже почти три десятка лет хожу усталый. Самое большое наслаждение для меня сейчас — когда утром можно поспать подольше.
— Меня не будет две недели. Остается только надеяться, что за это время все придет в норму.
— Разумеется, ты должна сидеть на бюллетене сколько нужно. Я потолкую с руководством, выясню, можно ли ждать помощи. Ведь отсутствуешь не ты одна. Класа Ханссона временно направили в ЕС, в Брюссель, он там прорабатывает какой-то вопрос. Но вряд ли вообще вернется. Я все время подозревал, что его привлекают другие вещи, неинтересно ему председательствовать в суде.
— А тут еще и я на твою голову. Жаль.
— Ты тут ни при чем. Виновато твое давление. Отдохни. Выращивай розы и возвращайся здоровой.
Она удивленно воззрилась на него:
— Я розы не выращиваю. Растения уж точно не моя стихия.
— Так говорила моя бабушка. Когда нельзя слишком много работать, нужно сосредоточиться на выращивании воображаемых роз. По-моему, красиво. Бабушка родилась в тысяча восемьсот семьдесят девятом. В тот год Стриндберг опубликовал «Красную комнату». Оригинальная идея. Единственное, чем она занималась в жизни кроме рождения детей, была штопка чулок.
— Тогда согласна, — сказала Биргитта Руслин. — Пойду домой выращивать розы.
На следующий день она отправила в Худиксвалль дневники и свои заметки. А сдав бандероль и получив квитанцию, почувствовала себя так, словно покончила с событиями в Хешёваллене. Где-то на дальней периферии большого и жуткого происшествия находилась и ее мать вместе со своими приемными родителями. Но теперь все это позади. Облегченно вздохнув, она с увлечением принялась за подготовку к Стаффанову дню рождения.
В итоге почти вся семья и кое-кто из друзей были наготове, когда в дверях появился Стаффан Руслин, отработавший смену на вечернем поезде Альвеста — Мальмё и затем вернувшийся в Хельсингборг. Он так и замер на пороге, в форме, в старой лохматой меховой шапке, а они меж тем затянули «С днем рожденья тебя». Биргитта вздохнула с облегчением, видя свою семью и друзей за столом. События в Хельсингланде, а заодно и повышенное давление отступили на задний план, когда ее охватил покой, который дарила ей только семья. Конечно, ей хотелось, чтобы и Анна вернулась из Азии домой. Но когда она наконец по мобильному кое-как связалась с нею в Таиланде, ничего говорить не стала. Уже ночью гости разошлись, и семья осталась в своем кругу. Дети у Биргитты были разговорчивые и любили встречаться друг с другом. Они с мужем сидели на диване и с удовольствием слушали их разговоры. Временами Биргитта вставала подлить вина в бокалы. Близнецы Сив и Луиза заночуют наверху, а Давид, несмотря на протесты Биргитты, заказал номер в гостинице. Лишь около четырех утра беседа иссякла. В конце концов родители остались одни, прибрали, включили посудомоечную машину и отнесли в гараж пустые бутылки.