Китай-город
Шрифт:
— Господин Леденщиков, — доложил, показываясь в дверях, мальчик, — требуют-с… я не впускал.
— Проси, — поспешно приказал Палтусов. Он заметно побледнел.
Брат Марьи Орестовны остановился в дверях — в длинном черном сюртуке, с крепом на рукаве и с плерезами на воротнике.
— Марья Орестовна? — первый спросил Палтусов и подал руку.
— Моя сестра скончалась вчера в ночь…
В голосе не слышно было слез, но глаза тревожно смотрели на Палтусова.
— Вчера ночью? — переспросил Палтусов и подался назад.
Он
— Прошу, — указал он Леденщикову на кресло у стола.
В один миг сообразил он, зачем тот приехал и что отвечать ему.
— Monsieur Палтусов, — начал Леденщиков. — Но она сообщила мне еще задолго до кончины, что вы заведовали ее делами.
— Точно так, — сухо ответил Палтусов.
— Состояние, предоставленное ей мужем, все было, сколько мне известно, в бумагах?
— В бумагах.
"Не тяни, животное!" — выбранился про себя Палтусов.
— Так вот я бы и просил вас покорнейше привести в известность всю наличную сумму. Она должна быть в пятьсот тысяч капитала. Я обращаюсь к вам как брат и наследник… за выделом четвертой части Евлампию Григорьевичу…
Леденщиков переложил шляпу — и она уже была с крепом — с правого колена на левое.
Палтусов сделал несколько шагов в угол комнаты и вернулся. Лицо его оставалось бледным.
— Очень хорошо-с, — заговорил он глуше обыкновенного. — Но вы, вероятно, знаете, что сестра ваша поручила мне свой капитал в полное распоряжение?
— Я имею копию с доверенности.
— Поэтому часть этих денег находится… как бы вам это сказать… в обороте…
— В каком обороте? — уже с явной боязнью в голосе спросил Леденщиков.
— В обороте, — повторил Палтусов.
— Вы отдали их под залог? В таком случае у вас есть закладная или другие документы.
— Словом, — перебил его Палтусов, — сто тысяч рублей, даже несколько больше, я не могу реализовать сейчас же.
— Но я вас не понимаю, monsieur Палтусов, — более сладким тоном начал Леденщиков. — Эти деньги должны же быть где-нибудь… Как вы ими распоряжались в интересах вашей доверительницы, я не знаю, но они должны быть налицо.
— Я прошу вас дать мне сроку несколько дней, неделю. Ведь я же не мог предвидеть внезапной кончины вашей сестры.
— Мы вам несколько раз телеграфировали.
— Я сам заболел в Петербурге.
— Но, cher monsieur Палтусов, я ведь не требую, чтобы вы мне сию минуту выложили весь капитал Мари. Он в банке, в бумагах… это само собой понимается… Но надо привести в известность сейчас же.
— К чему? — возразил более спокойным, деловым тоном Палтусов. — Ваша сестра умерла без завещания. Вы и муж ее — наследники… Известно, что я занимался ее делами… Мировой судья будет действовать охранительным порядком.
— Но почему же этого не сделать просто, домашним образом? Вы пожалуете к нам и привезете все эти ценности.
— Да, конечно, но я прошу вас дать мне срок.
— Срок? — Губы Леденщикова начали бледнеть.
— Я распоряжался самостоятельно.
— Да-с, monsieur Палтусов, — перебил Леденщиков и встал, — но я должен вас предупредить, что если вам не угодно будет до вечера послезавтра пожаловать к нам со всеми документами… я должен буду…
— Хорошо-с, — сухо отрезал Палтусов.
— Послезавтра, — повторил Леденщиков и подал Палтусову руку.
К передней он отретировался задом. Палтусов проводил его до дверей.
Кровь сразу прилила к его лицу, как только он остался один.
Этот глупый и сладкий гостинодворческий дипломат не даст ему передышки… Не даст! Все было у него так хорошо рассчитано. И вдруг смерть Нетовой!.. Просить, каяться перед двумя купчишками?! Никогда!
Надо выиграть время… Будь это не такой купеческий «братец» — они бы столковались… Но тут трусливая алчность: хочется поскорее пощупать свой капитал, свалившийся с неба.
Первый, кто пришел на мысль Палтусову, был Осетров. Вот к нему надо ехать… сию минуту. Если и не будет успеха, то хоть что-нибудь дельное вынесешь из разговора с ним.
"А если он откажет?.." — Палтусов закусил губу, и в глазах его мелькнула решимость особого рода.
Через десять минут он летел к Осетрову.
XIII
Осетров был у себя. Он нанимал целый этаж, на бульваре, в доме разорившихся миллионеров, которым и остался только этот дом. Палтусов не был у него на квартире и не видал его больше трех месяцев.
Он шел за лакеем по высоким комнатам уверенно, но внутри тревога росла. Надо было сохранить на лице выражение деловой и немного светской развязности; надо показать, что с того дня, когда они познакомились в конторе, утекло немало воды в его пользу. Тогда он отрекомендовался как фактотум подрядчика из офицеров; теперь он должен явиться самостоятельной личностью, деловой единицей, действующей на свой страх… С Осетровым он, кажется, умеет говорить, попадать в тон… В его предприятии у него три пая, по тысяче рублей… Со своим пайщиком, хотя бы и на такую малость, не станет тот разыгрывать набоба: слишком он умен для этого, да и сумел давно оценить, что в его пайщике есть кое-что, стоящее и внимания, и поддержки, и доверия…
Слово «доверие» не смутило. Палтусова и в эту минуту. Почему же не доверие? Разве Осетров знает, что сейчас произошло между ним и Леденщиковым?.. Да хоть бы каким-нибудь чудом и догадался? Надо предупредить его, говорить прямо, без утайки, как было дело. Он человек практики… ему постоянно поручались куши чужими людьми, да и воротилой-то он сделался только на одни чужие деньги… Что он такое был? Учитель…
— Пожалуйте-с, — пригласил лакей и остановился перед темной дверью с глубокой амбразурой.