Китайские идолопоклонники
Шрифт:
Проходили часы, а сыщик не возвращался, и Кнорр все больше и больше приходил в отчаяние.
— Я не могу дольше ждать, мне пора в управление. Воображаю, какая меня ждет там встреча.
Едва Кнорр вошел в свой кабинет как ему доложили: кучер и лакей, найденные в парке Реджентс, только что пришли в себя и заявляют, что служат у м-ра Джона Доннелля.
Отчаявшийся Кнорр ожил.
Теперь он, правда, не сомневался, что дети миллиардера похищены, но надеялся, что кучер и лакей сделают подробное описание наружности и примет похитителей
Кнорр быстро надел каску и, захватив с собой писаря, поехал с ним в полицейскую больницу для допроса.
Через несколько минут их проводили к потерпевшим. Кнорр горячо принялся за дело, но увы! Кучер, еще не совсем пришел в себя и давал настолько сбивчивые ответы, что не прибавил ничего нового к тому, что Кнорру было уже известно. К несчастью лакей, помнил о происшедшем еще меньше своего товарища.
— Кто из вас кучер? — гласил первый вопрос Кнорра.
— Я! — раздался ответ.
— Так вот, друг мой, каким образом вы очутились в больнице?
Кучер уставился в потолок и долго не отвечал. Лишь когда Кнорр повторил вопрос, он нерешительно заговорил:
— Насколько мне помнится, я сошел с козел, чтобы поднять на ноги упавшую лошадь.
— Об этом я уже знаю, — сказал инспектор, — но мне все-таки не все ясно. Я слышал, что кто-то из публики стал вам помогать и по одной версии будто бы удар копытом ошеломил вас и вы лишились сознания. Между тем врач утверждает, что следов удара на вас нет и ваш обморок вызван наркотическим средством. Я. вот и интересуюсь узнать, какой вид был у тех лиц из публики, которые вам помогали, я хочу сказать, в чем они были одеты, какой у них был цвет волос, словом, я хочу установить их приметы.
Кучер, по-видимому, не понял длинной речи комиссара, потому отозвался только на последнее замечание Кнорра, и ответил:
— Ничего особенного я не заметил.
— Но позвольте! — горячился Кнорр. — Какие шляпы, например, были у этих людей?
— Кажется, на одном был котелок. Впрочем, нет, — поправился он. — Это у другого был котелок, а у первого была мягкая шляпа и черный сюртук со светлыми брюками! Но нет, опять не то, кажется…
Инспектор оставил всякую надежду добиться толку у кучера; он вскочил и, волнуясь, стал шагать взад и вперед по комнате. Потом он, успокоившись немного, посмотрел на лакея спокойно проговорил:
— Я вижу ваш товарищ еще не совсем оправился и я поэтому не могу получить от него интересующих меня сведений. Будьте вы любезны и расскажите мне что-нибудь о наружном виде людей, которые вам помогали!
— Видите ли, г-н комиссар, — ответил лакей, — я с удовольствием сделал бы это, но я ничего не знаю. Я сидел на козлах и вдруг увидел, что одна из лошадей споткнулась. А уж потом я только знаю, что проснулся вот тут в больнице. Вероятно, я лишился чувств, когда упал с козел. Я никого не видел и не помню ничего!
Качая головой, комиссар наконец оставил дальнейшие попытки. Его надежда на показания потерпевших
Кнорр в самом угнетенном настроении вышел из больницы.
Теперь все свои надежды он возлагал, исключительно, на Шерлока Холмса и страшно упрекал себя за то, что не прибег с самого начала к содействию великого сыщика и проклинал и себя, и преступников, и весь Лондон.
Холмс на самом деле принялся за поиски. Прежде всего, он отправился на одну из своих запасных квартир.
Он сам не знал, сколько раз он переменил омнибусы, городские железные дороги и извозчиков, разъезжал и вкривь и вкось по всему Лондону, пока убедился, что избег всякого преследования со стороны шпионов. Затем он скрылся в доме с двумя выходами, прошел через несколько дворов и подворотен и наконец очутился в комнате, нанятой им под чужим именем у одной заслуживающей доверия дамы.
В этой комнате Шерлок Холмс хранил часть своего гардероба и некоторые другие вещи, при помощи которых совершал свои переодевания.
Он провел тут ночь, чтобы рассеять всякое подозрение и, когда он утром вышел на улицу, его невозможно было узнать.
Редкие, энергичные черты лица совершенно исчезли; теперь его физиономия решительно ничего не выражала. Он помолодел благодаря искусно приклеенным черным усам и эспаньолке и тщательно приглаженным волосам; от него несло духами на несколько шагов. Костюм, сшитый по последней моде, лайковые перчатки на руках, частенько державших, точно железными тисками, преступников, изящная трость, переливавшийся всеми цветами радуги галстук, блестящий цилиндр и лакированные башмаки последнего фасона придавали ему вид француза, приехавшего для осмотра английской столицы.
С сигарой в зубах он шатался по улицам, пака не увидел несколько полисменов, стоявших вместе.
Они хорошо знали Шерлока Холмса. Сыщик заговорил с ними на ломаном английском языке, прося указать какую-то улицу.
Один из полисменов дал мнимому французу просимую справку, осмотрев его привычным глазом; Шерлок Холмс остался доволен — его не узнали.
— Тем лучше, — бормотал сыщик, помахивая тростью. — Теперь спрашивается, у кого лучше зрение: у преступников или у полисменов? Пройдусь-ка я в Инны. Мне почему-то кажется, что именно там помещаются эти таинственные клубы.
Местность, куда направился Шерлок Холмс, была едва ли не самой отвратительной во всем Лондоне. Старинные дома — мрачные, громадные здания, скорее похожие на товарные склады, не отличались опрятностью. Полиция не мало трудилась, чтобы очистить эти дома от преступных обитателей, но все ее усилия сводились к нулю. Суеверный простой народ уверял даже, что там по ночам являются тени умерших насильственной смертью и взывают к справедливости. В виду всего этого никто из порядочных людей не желал нанимать здесь квартиры, хотя товарищество, которому принадлежали дома, предлагало их по весьма дешевым ценам.