Китайские народные сказки
Шрифт:
Услыхала это черепаха, высунула голову и в дикой ярости поползла обратно в свой омут.
А тигр ждал ее, ждал в пещере, да и говорит сам себе:
– Что это сестрица Черепаха не идет?
Вышел тигр из своего логова, огляделся вокруг: нигде не видать черепахи. «Пойду-ка сам проведаю ее». Решил так тигр и помчался вниз с горы.
Вдруг слышит – сосна его спрашивает:
– Куда путь держишь, братец Тигр?
Отвечает ей тигр:
– Да вот, не дождался я черепаху и сам решил ее проведать.
Вздохнула тут сосна, да так тяжко.
– Ты что это вздыхаешь, сестрица Сосна? – подивился
А сосна опять тяжко вздохнула и говорит:
– Не советовала бы я тебе ходить к черепахе.
Пуще прежнего подивился тигр и снова спрашивает:
– Отчего же это ты не советуешь мне идти к черепахе?
– Знал бы ты, – тихо промолвила сосна, – как она тебя только что здесь поносила, уши бы мои не слушали.
– Как же она поносила меня? – стал допытываться тигр.
Тогда сосна еще тише, чтобы никто не услышал, ответила:
– Обозвала она тебя поганым тигренком [7] . Грозилась, как придешь ты к ней, вгрызться зубами в твои когти, стащить тебя за лапы в воду и утопить.
Услыхал это тигр, рассердился, хвостом махнул и обратно побежал.
Много воды с тех пор утекло, а тигр с черепахой так и не встретились больше. Да только горячий был у тигра нрав. Как вспомнит про черепаху, так злость его разбирает. Не стерпел он однажды, выскочил из пещеры и побежал к омуту.
А сосна рада-радехонька, чуть не смеется. Бежит тигр к омуту и ругается:
7
В Китае, где особо почитается старость, назвать кого-либо младшим по возрасту считалось тяжким оскорблением.
– Вот я тебе покажу, черепашье отродье, ты когти мне грозилась изгрызть да за лапы меня в омут стащить?
Высунулась тут черепаха из воды и тоже давай ругаться:
– Вот я тебе покажу, поганый тигренок, ты панцирь мой грозился изгрызть да желчь мою выпить?
Ругались они ругались, да так распалились, что принялись драться. Только ни одному на ум не пришло правду от неправды отличить. Вцепилась черепаха зубами в тигриную лапу и в омут его стащила. А тигр вонзил клыки в черепаший панцирь, и хоть умрет – не отпустит. Немного времени прошло, испустила дух черепаха, тигр водой захлебнулся.
На другое утро шел мимо омута юноша. Видит – на поверхности тигр с черепахой дохлые плавают. Позвал юноша людей, и решили они тигра с черепахой в деревню к себе отнести. Стали судить да рядить – откуда столько дров раздобыть, чтобы тигра с черепахой сварить. Услыхал это юноша и повел людей с топорами и пилами на гору.
Дошли они до середины горы, где старая сосна стояла, посмотрел на нее юноша и говорит:
– Сосне этой, почитай, тысяча лет. Она уже наполовину высохла. Сама не растет и молодым деревьям расти не дает. Что ее жалеть? Срубим – на костер дров хватит.
Принялись тут все дружно за работу и повалили старую сосну.
Вот какую рассказывают историю.
Как горная и городская мышь друг к дружке в гости ходили [8]
Вышла однажды горная мышь прогуляться и повстречала на дороге городскую мышь. Разговорились мыши и очень понравились друг дружке. С того дня стали они закадычными подругами.
Говорит как-то раз горная мышь городской:
– Сестрица, дорогая, ты, наверно, сыта по горло городскими яствами. Пойдем ко мне, я угощу тебя на славу! Отведаешь свежих, сочных плодов!
8
Из журнала «Миньсу» («Фольклор»), 1929, № 85, Кантон.
Обрадовалась городская мышь и не раздумывая согласилась. Привела горная мышь подругу в свою норку, достала из кладовой земляные орехи, сладкий картофель, разные ягоды, стала потчевать гостью. И так ублажила городскую мышь, что та тотчас же позвала горную мышь к себе отведать сала, сахару да печенья. А горная мышь рада-радехонька, что случай ей выдался поесть дорогих лакомств.
На другой день пустилась горная мышь в путь. Ее подруга жила в подполе лавки, и у нее всегда было вдоволь всякой вкусной еды. Мыши поболтали о том о сем, вылезли из подпола, закусили сальцем, сахарку погрызли. Наелась-натешилась горная мышь. Вдруг видит: стоит в углу большой глиняный чан.
– Сестрица, а сестрица, – окликнула она подружку, – а там что, в чане?
– В чане? Масло. Вкусное, жирное, только много его не выпьешь. Отведай, коли охота!
Уж так насытилась горная мышь, что дальше некуда, да как не отведать масла? Попросила она подружку крепко-прекрепко держать ее зубами за хвост, сама в чан полезла. Масло желтое, прозрачное, все дно как на ладони видно.
Висит мышь на собственном хвосте, будто на веревке, масло пьет. Напилась и опять просит подружку:
– Вытащи меня наверх! Не могу я больше масло пить!
Вытащила ее городская мышь и говорит:
– Давай-ка, сестрица, уберемся отсюда подобру-поздорову, а то как бы беды не стряслось – черный кот тут неподалеку гуляет!
– Не бойся, – отвечает горная мышь, – уж очень хочется мне еще масла попить! По вкусу оно мне пришлось!
Передохнула и опять в чан полезла. А городская мышь на краю чана сидит, подружку за хвост держит.
Вдруг открылась дверь, и на пороге показался огромный черный кот.
Городская мышь как закричит:
– Ой, сестрица, вылезай скорее! – и выпустила из зубов подружкин хвост.
Путун! Это горная мышь в масло плюхнулась. И выплыть не смогла – очень уж отяжелела. Так и утонула.
Как собака с кошкой враждовать стали [9]
Жил в старину бедный старик со своей слепой старухой. Детей у них не было, только собака да кошка. Дружно жили звери, так и ходили друг за дружкой, как тень за человеком, и хозяевам верно служили. Уйдет старик из дому, они со старухой дом стерегут, чужого близко не подпускают. Пуще сокровища берегли старики своих любимцев, не били, не ругали. С собакой и кошкой жилось им, горемыкам, не так тоскливо.
9
Из журнала «Миньцзянь вэньсюэ» («Фольклор»), 1956, № 5.