Китайский эрос (сборник)
Шрифт:
— Замолчи ты, арестантское отродье! — заругалась на него жена. — К девкам шлялся! Зачем же Шутуна брал, разбойник? Небось, слыхал, как его Дайань ругал? Сговорились вы к потаскухам идти, вот до сих пор и пропадали. За серебром, говоришь, ездил? А ну, покажи, где оно.
— Ты свои деньги нашла? — спросила Цэиньлянь.
— Служанка на полу нашла, — отвечала падчерица. — Мне передала.
— Ну и хватит ссориться! — успокаивала их Цзиньлянь. — Я тебе тоже денег дам. И мне купишь пару крапленых платков.
— Зятюшка,
— В Платочном переулке за городом, — объяснял Цзинцзи, — торгует знаменитый Ван. Каких только у него нет платков! Сколько нужно, столько и бери! И крапленные золотом, и отделанные бирюзой. Вам, матушка, какого цвета, с каким узором? Я ведь завтра бы и привез.
— Мне хочется оранжевый, крапленный золотом и бирюзой, — говорила Пинъэр. — С фениксом в цветах.
— Матушка, оранжевый цвет с золотом не идет, — заметил Цзинцзи.
— Это мое дело! — перебила его Пинъэр. — Мне нужно также серебристо-красный шелковый с волнистым узором, отделанный восемью драгоценностями. А я еще хотела бы с отливом, украшенный цветами сезама и золотым краплением,
— А вам какие, матушка Пятая? — спросил Цзинцзи.
— У меня денег нет, — отвечала Цзиньлянь. — Мне и пары хватит. Один бледно-кремовый, крапленный золотом, с тесьмой.
— Вы же не старуха! — перебил ее Цзинцзи. — К чему вам белый?
— А тебе какое дело? — возразила Цзиньлянь. — Может, на случай траура припасаю.
— А еще какой?
— А другой — нежно-лиловый, из сычуаньского сатина, крапленный золотом и отделанный бирюзой. На узорном поле чтобы были изображены слитые сердца, орнамент из сцепленных квадратиков и союз любящих, а по кромке с обеих сторон чтобы зависали жемчужины и восемь драгоценностей.
— Вот это да! — воскликнул Цзинцзи. — Вы, матушка, как торговец тыквенными семечками. Все продал, корзину открыл да как чихнет — сразу всех шелухой обсыпет.
— Что тебе, жить надоело? — заругалась Цзиньлянь. — Кто платит, тот и товар по душе выбирает. Кому что нравится. И не тебе разбирать!
Ли Пинъэр достала из узелка слиток серебра и подала Цзинцзи.
— Отсюда и за матушку Пятую возьмешь, — сказала она.
Цзиньлянь покачала головой.
— Нет, нет, я сама дам, — сказала она.
— Да не все ли равно, сестрица? — говорила Пинъэр. — Зятюшка заодно покупать будет.
— Этого слитка на все ваши платки хватит и еще останется, — сказал Цзинцзи и прикинул серебро на безмене.
Потянуло лян и девять цяней.
— А останется, жене купишь,
— сказала Пинъэр.
Падчерица поблагодарила ее поклоном.
— Раз матушка Шестая и тебе покупает, — обратилась к падчерице Цзиньлянь, — вытаскивай свои три цяня. И давайте-ка с мужем тяните жребий: кому угощать, посмотрим. А не хватит денег, матушку Шестую попросите добавить немножко. Завтра, как батюшка уйдет, купите утку, белого вина…
— Давай серебро, раз матушка велит, — сказал жене Цзинцзи.
Она протянула серебро Цзиньлянь, а та передала его Пинъэр. Достали карты, и муж с женой начали игру. Цзиньлянь подсказывала падчерице, и та выиграла у мужа три партии.
Послышался стук в дверь. Прибыл Симэнь. Цзиньлянь и Пинъэр поспешили к себе, а Цзинцзи вышел навстречу хозяину.
— Сюй Четвертый обещал послезавтра вернуть двести пятьдесят лянов, докладывал Цзинцзи, — а остальные в следующем месяце.
Симэнь был пьян и. выругавшись, направился к Цзиньлянь.
Да, Когда милого всем сердцем ждешь, Никакие пересуды тебя не испугают. Если хотите знать, что случилось потом, приходите в другой раз.Глава пятьдесят вторая
Итак, Симэнь Цин пировал у Ся Лунси, когда от цензора Суна принесли подарки. Это польстило Симэню, а Ся Лунси проникся к сослуживцу еще большим уважением. Он запер дверь и неустанно потчевал гостя вплоть до второй ночной стражи.
Цзиньлянь давно сняла головные украшения и распустила напомаженные волосы, а Чуньмэй наказала стелить чистую постель и прохладную циновку. После омовения ароматной водой Цзиньлянь стала поджидать мужа. Он вернулся навеселе. Пока она помогала ему раздеться, Чуньмэй заваривала чай.
Симэнь лег. Рядом с ним на краю кровати сидела, понурив голову, обнаженная Цзиньлянь. Его взор привлекли ее белые пышные бедра, забинтованные ножки размером всего в три вершка, не больше, обутые в ярко-красные ночные туфельки без каблуков. У Симэня вспыхнуло желание; веник, вздыбившись, радостно подскочил.
— Давай узелок! — сказал Симэнь.
Цзиньлянь достала из-под постели заветный узелок и протянула ему. Приладив пару подпруг, Симэнь заключил Цзиньлянь в свои объятия.