Китти
Шрифт:
На другой день, возможно рано, она позвонила по телефону к Таунсэнду в канцелярию.
– Что такое?
– Мне надо тебя видеть.
– Мне некогда, дорогая, я занятой человек.
– Это очень важное дело, можно мне прийти в канцелярию?
– Ну нет, на вашем месте я бы не делал этого.
– Так приходи ко мне сам.
– Я не могу теперь уйти. Может быть, попозже увидимся. Я думаю, что мне лучше не показываться у вас, как вы думаете?
– Мне надо видеть тебя как можно скорее.
Наступила пауза, ей показалось, что
– Я размышлял, как лучше поступить. Что-нибудь новое случилось?
– Я не могу объяснить тебе этого по телефону.
Опять наступило молчание; наконец, он заговорил:
– Послушайте, я могу вырваться на десять минут около часу дня. Годится? Идите к Ку-Чу, и при первой возможности я туда приду.
– В лавку антиквария? – с изумлением спросила она.
– Не можем же мы встречаться в вестибюле гостиницы Чинг-Иен.
Ей послышалось, что в его голосе звучит оттенок раздражения.
– Хорошо, я приду к Ку-Чу.
14
Она вышла из рикши на Виктория Род и поднялась по узкой крутой улице к лавке Ку-Чу. Снаружи она ненадолго задержалась, делая вид, что разглядывает разное старье, ту г разложенное. Мальчик, карауливший у дверей покупателей, сразу узнал ее и улыбнулся приветливой, многозначительной улыбкой. Он сказал несколько слов по-китайски кому-то внутри дома, и сам хозяин, маленький, толстощекий человек в черном халате, вышел ей навстречу. Она вошла быстрым шагом.
– Мистер Таунсэнд еще не пришел. Идите наверх.
Она вошла в комнату позади лавки и поднялась по темной скрипучей лестнице наверх. Китаец шел сзади и отомкнул дверь в спальню. Там было душно, и воздух был пропитан острым запахом опиума. Она села на большой сундук из сандалового дерева. Через минуту на скрипучей лестнице раздались тяжелые шаги.
Таунсэнд вошел и затворил за собой дверь. Лицо его было угрюмо, но как только он ее увидел, обычная очаровательная улыбка появилась на его губах. Он ее обнял и поцеловал в губы.
– Скажи, что случилось?
– Мне сделалось легче с тех пор, как я тебя увидала, – с улыбкой сказала она.
Он сел на кровать и закурил папиросу.
– Какой плохой вид у тебя сегодня!
– Не удивительно, я не сомкнула глаз всю ночь, – ответила она.
Он внимательно на нее посмотрел. Он все еще улыбался, но слегка натянутой, притворной улыбкой. Тень беспокойства, как ей показалось, мелькнула в его глазах.
– Он знает, – сказала она.
Наступила секунда паузы, и он спросил:
– Что он сказал?
– Ничего.
– Как так? – Он бросил на нее испытующий взгляд. – Почему же ты знаешь, что он знает все?
– Все это доказывает. Выражение его глаз и то, каким тоном он разговаривал за обедом.
– Он был неприятен, нелюбезен?
– Нет, наоборот, он был безукоризненно вежлив. Но в первый раз с тех пор, как мы женаты, он меня не поцеловал на прощанье.
Она опустила глаза. Она не была уверена, что Чарли ее хорошо понимает. Обыкновенно Вальтер, обняв ее, прижимал в долгом поцелуе ее губы к своим губам и долго не выпускал ее из своих объятий.
– Как ты думаешь, почему он ничего не сказал?
– Я не знаю.
Пауза. Китти тихо сидела и с беспокойством смотрела на Таунсэнда. Его лицо опять нахмурилось, и глубокая складка залегла между его бровями. Углы рта опустились. Но вдруг он оживился, и в глазах мелькнула злобная усмешка.
– Мне интересно, скажет ли он когда-нибудь что-нибудь об этом?
Она не вполне уловила смысл его слов и потому молчала.
– Не он первый, который в таких случаях нарочно закрывает глаза. Какой ему расчет затеять ссору? Если бы он хотел сделать скандал, он бы тогда же требовал, чтобы ты впустила его в комнату. – Глаза его засверкали, и широкая улыбка появилась на губах. – В каком дурацком положении мы бы тогда очутились!
– Мне бы хотелось, чтобы ты мог видеть его лицо вчера за обедом.
– Конечно, он был взволнован. Он пережил большое потрясение… Это чертовски унизительное положение для всякого мужа. Он всегда выглядит дураком. Не думаю, чтобы Вальтер был способен вынести свои грязные семейные дела на общее обсуждение.
– Я тоже не думаю, чтобы он это сделал, – вдумчиво сказала она. – Он очень обидчивый и самолюбивый человек, я это отлично знаю.
– Тем лучше, поскольку это нас касается. Знаешь, надо поставить себя на место другого человека и представить себе, как бы ты поступил в данном случае. В таком положении спастись от срама можно только делая вид, что ничего не знаешь. Держу пари на что угодно, что он именно так и поступит.
Чем больше Таунсэнд говорил, тем веселее он делался. Голубые глаза сверкали, он сделался прежним веселым, шутливым Чарли. Он был так убежден в неоспоримости своих доводов, что эта уверенность передалась и Китти. Она немного успокоилась.
– Бог свидетель, что я не хочу его осуждать, но, в сущности, что за персона – бактериолог? Какая, подумаешь, важная птица в глазах общества! Все шансы за то, что когда Симонс выйдет в отставку, я буду назначен колониальным секретарем, и Вальтеру прямой расчет жить в ладу со мной. Ему, как и всем нам, надо думать о куске хлеба. Министерство Колоний не очень-то захочет награждать человека, который устраивает скандалы. Поверь, ему прямой расчет молчать.
Китти не совсем была уверена, что это будет так. Она знала Вальтера как в высшей степени застенчивого и скромного человека и потому верила, что страх перед скандалом может удержать его, но она не верила, чтобы материальные выгоды могли повлиять на его поступки; может быть, она не достаточно хорошо изучила его характер, но Чарли знал его еще меньше, чем она.
– Имел ли ты в виду, что он безумно в меня влюблен?
Он не отвечал, но плутовская улыбка светилась в его глазах. Она знала и любила эту улыбку.