Клад вечных странников
Шрифт:
Девушка, что пишет за меня это письмо, работает на швейной фабрике. Она была при кончине нашего прежнего знакомца, она ему и глаза прикрыла. Ее зовут Клава Кособродова, душа у нее добрая, а почерк разборчивый, не то что у меня, так что надеюсь крепко: каждое слово ты в моем письме разберешь и поймешь правильно.
Целую вас крепко, любимая моя жена Асенька, родные дети Володя и Машенька. Желаю вам быть здоровыми и ждать меня терпеливо, а я вернусь домой непременно, как только разобьем фашистского зверя в его логове.
Ваш
Девчонка плакала на остановке.
Плотная, широкоплечая, круглощекая, с разноцветными перышками волос, она то стискивала руки на груди, то бросалась вперед и начинала стучать в стекло маршрутки.
– Позвони мне! – кричала она. – Позвони, ну пожалуйста! – И вдруг: – Я тебя люблю! Люблю!
Люди, стоявшие на остановке, пялились на нее во все глаза; шофер тоже посматривал в зеркальце заднего вида, но не трогался с места. Он хотел, чтобы полупустая маршрутка заполнилась. И ему было все равно, что человек, которому адресовались признания, явно мечтает провалиться сквозь землю.
На него оглядывались. Кто-то понимающе вздыхал, кто-то откровенно ухмылялся.
Катерина не удержалась и оглянулась тоже. Ладненький, хорошенький парнишка, сидевший на заднем сиденье, то натянуто улыбался своей неистовой подружке, то раздраженно махал через стекло: уходи, мол! – но девчонка или не понимала, или просто не в силах была уйти.
– Позвони, ну пожалуйста! – кричала она сорванным голосом, тиская на груди футболку.
– Пьяная, что ли? – громко сказала какая-то женщина.
Дверцы маршрутки наконец-то закрылись, и Катерина услышала, как парнишка испустил вздох нескрываемого облегчения.
Девчонка бессильно уронила руки.
– Я же люблю тебя! – отчаянно выкрикнула она и вдруг ударила себя по щекам – сильно, с размаху. Сперва по одной, потом по другой.
Маршрутка резко взяла с места, словно испугалась.
Катерина отвернулась.
Она смотрела в окно, но ничего не видела, кроме пухлых короткопалых ладоней, которые били по тугим щекам.
За что она себя так? Почему любовь заставила ее возненавидеть свое лицо? Ну да, она понимает, что не нравится, не может понравиться этому тихому хорошенькому парнишке. Она избивала себя за то, что не уродилась какой-нибудь длинноногой изящной блондинкой, а значит, этот парнишка никогда, никогда…
Маршрутка бодро промчалась по опустевшей улице, но не успела проскочить светофор и рывком затормозила. Прямо напротив Катерины образовалось огромное лицо, от которого она испуганно отшатнулась, не сразу сообразив, что видит перед собой рекламный плакат.
Лицо на плакате было разделено на две половинки: одна – довольно уродливая, а вторая – неописуемой красоты. Многоцветная надпись просто-таки кричала о сети косметических салонов «Аллюр», где обладательница любой внешности могла бы из дурнушки стать несусветной красавицей с помощью каких-то селеностероидов, выращенных на космической станции «Мир».
Интересно, видела этот плакат та девочка, что, наверное, все еще плачет на остановке? Да если
С другой стороны, не родись красивой, а родись счастливой. А счастье – это любовь…
Некрасивым в любви не везет, это Катерина отлично знала, потому что и сама была некрасивой.
Маршрутка промчалась мимо ярмарки, свернула на мост, потом на набережную – и картина заката, ранее скрытого высокими домами, вдруг открылась во всей красе. Солнце уже ушло в воду, виднелся только ярко-золотистый край, и это сияние размывалось серо-лиловой полосой, а выше сгущалось немыслимо малиновым цветом, бросавшим яркие отсветы на темнеющие с каждой минутой облака. К востоку их уже не было, там небо казалось лазурно-прозрачным, как дорогой шелк.
После пасмурного дня этот немыслимый закат казался внезапным подарком. Кому?..
«Да уж точно не мне», – уныло подумала Катерина.
И, словно подтверждая это, автобус резко повернул от Волги. Закат исчез из глаз, и пока автобус медленно тащился в гору, забираясь на площадь Минина, пока ехал по улице того же названия, а потом выруливал на Сенную, небо померкло, и, когда Катерина вышла на своей остановке, оно было уже самым обыкновенным, тускло-серым, сумеречным.
Катерина миновала продуктовый магазин, у крыльца которого топтались трое парней. Свернула во двор и пошла к своему крыльцу.
За ее спиной зазвучали шаги. Эхо, что ли?
Катерина покосилась через плечо. Нет, не эхо: те трое шли за ней. Она торопливо отомкнула дверь подъезда своим ключом, проскользнула внутрь, захлопнула дверь, перевела дух и начала подниматься.
Однако дверь снова открылась.
Ключи есть только у своих. Наверное, это квартиранты с третьего этажа. Там постоянно меняются квартиранты, всех не упомнишь!
«Квартиранты» промчались вверх по лестнице, даже не взглянув на Катерину. Да и она не больно-то на них смотрела, отметила только, что один из них нахлобучил какую-то нелепую каскетку с огромным козырьком.
Дошла до второго этажа, достала из сумки ключ, вставила в скважину своей двери, но в это самое время что-то сильно, больно уткнулось ей под ребро, и незнакомый голос пробормотал:
– Открывай быстро, не дергайся.
Катерина замерла.
Те трое стояли рядом, взяв Катерину в тесное кольцо, буквально прижавшись к ней.
Да это никакие не квартиранты! Это грабители!
– Крикнешь – застрелю, – раздалось над ухом. – Соседи не прибегут, не надейся: пистолет с глушителем.
Голос был ровный, спокойный, в нем не звучало ни полтона угрозы, однако Катерина поверила сразу.
Один замок, другой – дверь открылась, и торопливое пиканье встретило их на пороге.
– Сигнализация! – выдохнул кто-то встревоженно, однако пальцы, вцепившиеся в локоть Катерины, не разжались.
– Отключи! – раздался спокойный приказ, и она послушно нажала на четыре кнопки.
Наступила тишина.
– Заходите, быстро! – велел голос, принадлежавший, как сообразила Катерина, главному в этой компании.