Клад
Шрифт:
Вид сокровищ опьянил всех. Саша, Юра и Степка положительно обезумели; на пробужденной от сна поляне поднялся неистовый пляс с криками, хохотом и взвизгиваньем. Вековые деревья угрюмо глядели, как даже спокойнейший из неведомых им пришлецов, Роман, выхватил из кармана платок и лихо, вприсядку, отдернул с Сашей камаринского…
Взошедшее солнце осветило лес и поляну и ярко и весело заиграло лучами на груде лежавшего у сосны серебра и золота.
— Я угадал! — громко прокричал бесконечно счастливый и гордый Саша. — Глядите!
Все оглянулись и увидали, что Саша стоит у вещего камня с рукой, указывающей на солнце. Оно всходило из-за ямы, и яма была в 13 шагах от камня.
Рассказывать ли, что было дальше?
Около полдня Роман вплавь перебрался через реку на более близкий левый берег, и оказалось, что остров их и земля, на которую ступил он, принадлежали Софье Степановне. Он миновал несколько десятин, покрытых полузасыпавшимися рвами и валами древнего городища, и вошел в усадьбу. По счастью, письмо Софьи Степановны к управляющему, лежавшее у Романа в кожаной записной книжке, уцелело. Прочитав его, тот принял Романа приветливо, снабдив его всем, что требовалось, и вечером того же дня счастливые и довольные путники наши мчались в вагоне по железной дороге.
Несмотря на все желание попасть скорее домой и обрадовать отца и мать находкой, Роман сдержал свое обещание и заехал к сестрам-помещицам. Те приняли их как родных. Роман развязал четыре средней величины мешка, в которые были уложены найденные драгоценности, и выложил их все перед сестрами с тем, чтобы они отобрали себе все, что им угодно. И Софья Степановна и Марья Степановна взяли только — одна небольшой кубок, другая кольцо и монету на память о случившемся. Закормленные всякими яствами и сластями путешественники под вечер пустились далее и на другой день с грузными мешками в руках вошли в спальню матери. Отец сидел около кровати и читал ей вслух какую-то книгу. Зина стояла у изголовья. Увидав вошедших, отец сначала не признал их: до того загорели и почернели те; платья на всех были затасканы и истерты, порыжелые сапоги сбиты и изорваны.
— Роман? Саша? — с изумлением проговорил он, узнав наконец их и подымаясь с кресла. — Откуда вы явились такие? Что с вами?
Роман, а за ним остальные молча и осторожно вытряхнули содержимое своих мешков на пол. Золото и серебро посыпалось к ногам отца.
— Это что? — с еще большим изумлением спросил тот. — Откуда? Что это?
— Клад, папа! — взволнованно ответил Роман, обнимая то отца, то мать, то Зину. И он рассказал все, что произошло с ними.
Как встречены были рассказ этот и сами они, сколько пролилось радостных, благодарно-счастливых слез — не будем говорить, конечно. Скажем только, что 3/4 найденных предметов были проданы за огромную сумму, превысившую долг по имению. Остальную четверть сохранили на память братья, Зина и мать с отцом. Когда сияющий отец привез из города деньги, Роман спросил у него 500 рублей и, запечатав в пакет, отправил в монастырь Иоанна Богослова «старцу Савватию на хлеб для бедных от благословенных им». Подписи никакой не было.
Софье Степановне и Марье Степановне посланы были всевозможные подарки и конфеты и, между прочим, два чудных пушистых пледа и два шелковых зонтика с резными ручками из слоновой кости. Степка получил три тысячи рублей, скоро женился и сделался богатым мужиком. Все зажили весело и счастливо. Зина вышла замуж за очень хорошего человека; ныне Саша — один из начинающих входить в моду талантливых адвокатов. Юра кончает университет, Роман — археолог. Путешествия сделались его страстью. Квартира его полна всевозможными диковинными древними предметами; в стеклянном же шкафу, на самом видном месте, хранится серебряный ларец с монетами Бориса Годунова и Смутного времени; вокруг него стоят кубки и ковши тех же времен. И когда кто-нибудь спрашивает его о них, Роман отвечает, что это часть счастливого клада, добытого в юности им с братьями и, улыбаясь, рассказывает, что пережили они тогда, в далекие, ставшие милыми сердцу дни и что изложено уже в этой книге.
Повесть С. Р. Минцлова «Клад», впервые увидевшая свет в 1900 г., переиздавалась затем в 1902 и 1911 годах, а также после эмиграции автора — в 1929 г. (Берлин-Париж, изд. «Москва»). Наша публикация основана на издании 1911 г.; в тексте исправлены очевидные опечатки, орфография и пунктуация приближены к современным нормам.