Кладбище богов
Шрифт:
– Может, и слабоумный, – проговорил он наконец. – Думай, как тебе угодно, Аматис. Просто я очень хочу вернуться домой.
– Понимаю. И что? При чем тут мои приказы?
– Этот старик… он был в моем мире. Он знает, как туда попасть. Я боялся, что больше не увижу его. У меня был один шанс все узнать. Он обещал показать, если я всего-навсего поставлю его перед зеркалом.
– Почему ты мне об этом не сказал? – Аматис, скрестив руки, прошелся по комнате.
– Да говорил, не раз… – вздохнул Влад. – Тебе ж до
– Своими вопросами? Я думал, вопрос у нас с тобой один на двоих – найти истину.
– Вот я ее и искал, – нахмурился Влад. – Как мог, так и искал…
Аматис явно не понимал его. Он снова застыл у окна.
– Странное дело, – сказал он уже спокойнее. – Дважды ты меня ослушался, и оба раза это вывело меня на интересную информацию. Не просто интересную – нужную. Что это? Просто совпадение?
– Не просто, – хмуро ответил Влад. – Нам нужна одна и та же информация. Только с разной целью.
– Может быть… Пожалуй, отдавать тебя вурдам я пока не стану. Я и сам виноват. Маловато тебя учил, не предупреждал о том, как коварны бывают темные. Сночеза мы упустили – это факт. С другой стороны, теперь он не так уж и нужен. Да и не денется он никуда – я приказал поставить то зеркало в хорошо запертую комнату…
– Это зачем? – удивился Влад.
– Ну, не век же он будет там сидеть!
– Кто? Где?
– Старик Сночез – в этом зеркале.
Влад рассмеялся:
– Да старик, наверно, уже на другом краю мира!
– С чего ты взял? – нахмурился Аматис. – Каким образом он может оказаться на другом краю мира?
– Но это же дураку понятно! Эти большие зеркала – они передают не только картинку. Но и предметы! Конечно, если умеешь правильно ими пользоваться.
– Что за глупость! – рассердился Аматис. – Как может зеркало передавать предметы на расстояние? Тем более – живого человека!
– А то, что человек может спрятаться в плоской хреновине – это не глупости?
– Это – не глупость. Скрывать большое содержание в малой форме – одно из главных умений темных. Правда, раньше это касалось силы, энергии, но все меняется и совершенствуется.
– Извини, Аматис, но это чушь и бред! Зачем Сночезу прятаться в зеркале, если оттуда некуда деться? Сколько ему там отсиживаться?
– Не знаю. Ход мыслей врага не всегда возможно предугадать. Может, знахарь надеялся как-то нас перехитрить. Тебя же он перехитрил, причем довольно просто.
– Ты не прав, Аматис. Совершенно понятно, что зеркала передают предметы и живых людей. Темные ставили какой-то опыт с зеркалами и перенеслись в мой город. Разве не так? А потом город перенесся сюда. Что скажешь? Теперь этот старикашка сбежал от нас, и сбежал тем же самым способом! Он явно рассказал тебе меньше, чем на самом деле знает.
Аматис поглядывал на Влада, теребя подбородок. Вид у него был крайне озадаченный.
– Это невозможно… – произнес он уже растерянно. – Мы бы знали…
– Вот и узнали, – хмыкнул Влад. – Эти большие зеркала недавно появились, если я не ошибаюсь… Когда вам было узнавать?
– Ну, допустим, что ты прав… – изрек Аматис и вновь замолчал, погрузившись в размышления. И чем дольше он размышлял, тем явственнее понимал, что в словах Влада больше логики, чем предположений.
– Но если так… – пробормотал Аматис. – Если зеркала передают вещи… и людей… это совершенно меняет дело! Это меняет все!
Он вдруг ринулся к двери, но на полпути остановился, обернувшись к Владу:
– Мне нужно связаться с Академией. А ты сиди здесь – и никому ни слова. Никому! Пожалуйста, на этот раз исполни то, что я говорю, в точности!
– Эй, муммо, поднимайся. Вставай, муммо, слышишь?
Петрович вздрогнул и открыл глаза. На него насмешливо уставился глаза Зигф – бригадир, как привык называть его Петрович.
– Любишь спать, муммо, – изрек Зигф, как изрекал каждое утро.
Петрович собрался с силами и поднялся, откинув с себя задеревеневшее рыжее покрывало. Все соседи-энейцы уже давно поднялись, взбодрились и серой проворной струйкой вытекали из помещения на работу. Петрович знал: сейчас этот живой ручеек потечет по коридорам, разветвится и быстро иссякнет. Каждая живая частица найдет себе прибежище: маленькую дверцу в стене, незаметную лесенку, уводящую под пол, просто какую-нибудь темную дыру.
– Поторапливайся, муммо, дело не ждет, – посмеивался Зигф.
Зигф имел азиатские черты лица и серую с синевой кожу. Он не был ни злым, ни ехидным, с Петровичем они состояли в почти приятельских отношениях. Зигф просто был главнее, он жил в подземельях гурцоров очень давно и долгие годы буквально света белого не видел. Да и не жаждал уже…
Темные общались с ним не сказать, что уважительно, а скорее снисходительно. И это было неплохо. Петровича они не замечали вообще, а если замечали – брезгливо сторонились.
Была еще одна важная вещь: Зигф являлся тут единственным человеком, с которым Петрович общался. Глуповатые усоды и пришибленные энейцы ему в собеседники не очень годились.
– Почему ты зовешь меня муммо? – спросил однажды Петрович.
– Как почему? – рассмеялся Зигф. – Ты и есть муммо!
– А что это – муммо?
– Это ты! Посмотри на себя – увидишь муммо. Все просто!
Петровичу осталось только вздохнуть и согласиться быть муммо.
– Сегодня будет новая работа, – сообщил Зигф, идя чуть впереди и по привычке оглядываясь через плечо. – В нижних уровнях вчера умер работник, тоже муммо, – теперь ты будешь делать его работу.