Кладбищенский фантом
Шрифт:
— Если ты имеешь в виду Геннадия Прохоровича, его телестудию и старуху, то мы все это видели, — поторопился заверить я.
— Тогда я вообще ни во что не врубаюсь, — ошалело потряс головой Макси-Кот. — Понимаете, если верить моим часам, то прошла всего минута с того момента, когда мы увидели на аллее старуху.
— Будильник! —
Я кинулся в кусты. Будильник был в полном порядке. Секундная стрелка бодро шагала по кругу. И он показывал ровно то же время, что и наручные часы Макси-Кота.
— Знаете, я больше не могу, — устало произнесла Жанна. — Пошли домой.
Вернувшись в квартиру, мы с Макси-Котом обнаружили моих предков совсем не у телевизора. Он вообще был выключен. А мать и отец в четыре руки вынимали из коробок и расставляли вещи.
— А-а, пришли, — улыбнулся нам отец. А мать спросила:
— Что-то вы совсем мало гуляли?
— Да там дождь, — нашелся я.
— Дождь? — с изумлением переспросил отец. Я поглядел на окно. На улице ярко сияло солнце.
— Он шутит, — вывел меня из затруднительной ситуации Макси-Кот. — Мы сейчас чуть-чуть посидим — и снова на улицу. Просто Жанке нужно было домой забежать.
— У них очень пес симпатичный, — сказала вдруг мама.
Я ушам своим не поверил. Только перемигнулся украдкой с Макси-Котом. Он понял меня и едва заметно кивнул. Кажется, жизнь, наконец, входила в прежнее русло.
— А хотите, мы вам разбираться поможем? — предложил Макс.
— Отдыхайте. Сами справимся, — отверг нашу помощь отец. — Кстати, Федор, — с гордостью добавил он, — я, наконец, связался с нужной фирмой. Завтра придут стеклить лоджию.
Ночью нас с Макси-Котом разбудили крики с улицы. Мы выглянули в окно: церковь была объята пламенем и пылала как факел.
— Наверное, и пристройка горит, — предположил Макси-Кот.
Я вообще не понимал, чему там гореть с такой силой. И церковь и дом при ней были выстроены из кирпича и камня.
— Ну и старуха, — очень тихо добавил Макс.
— Думаешь, это она? — продолжал я смотреть на высокие языки пламени.
— Уверен, — кивнул мой друг…
Местная газета «Серебряные пруды» придерживалась совершенно иной версии. В номере, вышедшем через два дня после пожара, сообщалось, что всему виной — неосторожность рабочих, производивших реставрацию церкви и ремонт прилегающей к ней постройки. Как писал репортер, в результате пожара сгорели «дорогостоящие лакокрасочные и строительные материалы».
Также в маленькой заметочке на последней странице того же номера сообщалось, что пропал бывший глава местного кабельного канала Геннадий Прохорович Козин. Высказывалась смелая версия, что он скрывается от долгов, которые возникли у его компании в связи с безвременной кончиной основного спонсора — Ильи Сергеевича Голланова.
Ясное дело, ни я, ни Жанна, ни Макси-Кот не стали обращаться в газету с опровержением. Нам все равно бы никто не поверил.
А последний привет от старухи в черном мы получили совершенно неожиданным образом. Я отдал проявить пленку. Однако, придя в назначенный срок за снимками, выяснил, что получился всего один кадр. Странное дело: аппарат у меня вообще-то хороший. Но главное потрясение ожидало впереди. Вытащив из конверта единственную фотографию, я долго не мог прийти в себя. Снимок получился очень четкий. На нем был запечатлен освещенный солнечными лучами склеп Князя Серебряного. По обе стороны от двери стояли пышные венки с траурными лентами. А по фризу склепа шла глубоко высеченная в камне надпись: «Помни, что ты — прах».