Клан двурогих
Шрифт:
В этом отсыревшем без хозяйского догляда доме было довольно прохладно, и поэтому все собрались в общем зале, где расторопный Тах уже растопил камин.
– Дров хватит, – бодро сообщил он, глядя на притихших девушек. – Года на два хватит.
– Зерно не погнило? – спросил Бес.
– Все цело. Разносолов не обещаю, но с голоду не умрем. Вот только поработать придется. Сегодня поздновато, но с завтрашнего утра начнем. Пылищи-то вон сколько.
Ропот недовольства был ответом на слова меченого.
– Хватит вам, девушки, – сказала Эвелина Ульвинская, – не жить же нам в грязи. Никто за нас эту работу делать не будет.
– Золотые слова, – подтвердил Тах, – чтобы жить, надо шевелиться.
Шевелиться Тах заставил девушек с самого утра, правда, и сам хлопотал, не покладая рук. Кеннету тоже пришлось немало повозиться, таская воду из крепостного колодца. К полудню у него уже с трудом разгибалась спина.
– Мы за
– За неделю вывезем, – обнадежил ее Тах.
Девушки отозвались на его бодрые слова стоном. Кеннет хотел было выругаться, но покосился на мать и сдержался. Сигрид, надо полагать, устала не меньше других, но в отличие от девушек работала молча, без вздохов и жалоб.
К вечеру недовольство диктатурой Таха дошло до точки кипения, тем более что сам диктатор отлучился на конюшню вместе с Кеннетом, пообещав по возвращении строго взыскать с нерадивых.
– Этого меченого убить мало, – сказала Ингрид Мьесенская, поглаживая поясницу. – Он просто издевается над нами. И защитить некому.
Слова явно предназначались для Сигрид, но та сделала вид, что не расслышала их. Зато расслышала Гильдис Отранская и сочла своим долгом заступиться за любовника, хотя и сердилась на него не меньше других. Возникла серьезная перепалка, которая ни на шутку встревожила Сигрид. За этой вспышкой страстей угадывалась куда более серьезная причина, грозившая перерасти в неразрешимую проблему. Ингрид Мьесенской давно нравился Тах, и она этого никогда не скрывала, в открытую соперничая с Гильдис. И в нынешней ситуации соперничество могло далеко завести молодых женщин. Сколько им придется здесь прятаться – год, два, а может и того больше? На семь полных здоровья и сил девушек приходятся только двое молодых мужчин. Впрочем, есть еще Бес Ожский, тоже далеко не старый, которого Сигрид в своих тайных расчетах, кажется, уже оставила для себя. А что если эти юные особы имеют на этот счет свое мнение? И Сигрид Брандомской до старости придется в одиночестве тешить свою гордость. А ведь у нее дети. Оттар, владетель Брандомский, и Рагнвальд, владетель Хаарский. Сигрид не вправе думать только о себе. Бес Ожский обязан позаботиться о своих сыновьях. Но как же все-таки быть с девушками? Все они последние представительницы древних родов и, кровь из носу, должны дать потомство. Вопрос только в том, где найти для них мужей, не за суранских же купчишек их отдавать?
– Хватит, девушки, – покосилась на вошедших мужчин Сигрид. – Пора спать.
– А в чем дело? – поинтересовался Тах.
– А в том, что нам спать пора, – бросила Гильдис вызывающий взгляд на Ингрид Мьесенскую. – Пошли, Тах.
Ингрид закусила губу, но глаза ее сверкнули из под опущенных ресниц. Можно было не сомневаться – война начинается. Только этого им еще не хватало в этой Богом забытой дыре.
Сигрид долго не могла уснуть, вспоминая не такую уж далекую, но почти уже нереальную жизнь. Там, в прошлом, было все: и радости, и горести, и обретения, и потери, но, пожалуй, никогда ей не было так плохо, как сейчас. И главное, никакого просвета впереди, никакой надежды. В свое возвращение в Лэнд она уже не верила. Неужели удел ее сыновей и внука сгнить в этом лесу, среди вохров?
Новый день принес Сигрид новые заботы и новые огорчения. Бес Ожский уехал рано по утру, даже не потрудившись поставить ее в известность о своем отъезде. Тах в ответ на вопросы Сигрид пожал плечами:
– Думаю, недели через три он вернется. Надо восстановить оборванные связи, иначе нам здесь не выжить.
С этим спорить не приходилось, но этот человек мог бы поставить ее в известность о своих намерениях. Не такая уж дура Сигрид Брандомская, глядишь, что-нибудь и присоветовала бы.
Подтвердились худшие опасения Сигрид насчет Ингрид Мьесенской. Эта девчонка затеяла свою игру с Тахом. А чем еще можно объяснить ее улыбочки, смешки, эти позы, прямо скажем, не совсем приличные, зато демонстрирующие молодому человеку бесспорные достоинства благородной Ингрид. Хотя, с другой стороны, а в какой еще позе женщина должна мыть пол? Пожалуй, более приличной никто пока не придумал. Правда, бедрами при этом она могла бы шевелить поменьше.
Самое плохое, что другие девушки Ингрид Мьесенскую не осуждали. Кристин вот только забеспокоилась, что, в общем, понятно, хотя на ее Кеннета никто не покушался. Но, быть может, это только пока? Кеннет все-таки законный муж Кристин, а Тах птица вольная, как сказала эта негодяйка Ингрид, и волен выбирать, на кого садиться. Сигрид пришлось сделать ей замечание за излишние вольности в речах, но на закусившую удила красавицу это не произвело особого впечатления.
Они все-таки привели в приличный вид новое жилище, хотя и потратили на это уйму сил и времени. Особенно выматывала стирка, которой, казалось,
Безделье для обитателей лесной крепости стало даже большим испытанием, чем работа. Ссоры следовали одна за другой, и Сигрид выбивалась из сил, стараясь примирить девушек. Особенно усердствовала Ингрид, вот уж действительно достойная дочь покойного ярла Мьесенского, упокой, Господи, его душу. Гильдис Отранская, несмотря на беременность, яростно отбивалась, переходя время от времени в нападение. Сигрид и Кристин безоговорочно встали на ее сторону, к ним примкнула и Эвелина Ульвинская. Зато сестра Эвелины Астрид переметнулась на сторону Ингрид и посматривала масляными глазками на благородного Кеннета. Совершенно неожиданно для Сигрид в доме образовались две враждующие партии, которые поначалу переругивались, а потом и вовсе прекратили общение друг с другом. А тут еще Бес Ожский вот уже более месяца не подавал никаких вестей, и его долгое отсутствие начало всерьез беспокоить Сигрид. Тах только руками разводил на ее вопросы. Похоже, отсутствие отца тревожило и его, но виду он не подавал, оставаясь все тем же весельчаком и острословом. Пожалуй только Таху и Кеннету удавалось ладить с обеими сторонами, что, впрочем, и не удивительно. Ведь это именно об их головах шел спор, хотя оба делали вид, что совершенно не в курсе возникшей проблемы. Сигрид им, конечно, не верила. Не мог Кеннет не замечать взглядов, которыми одаривала его негодяйка Астрид. И никакие уговоры сестры на нее не действовали. Впрочем, не она играла первую скрипку в этом негодяйском оркестре. Ингрид Мьесенская окончательно распоясалась и уже без стеснения дерзила и самой Сигрид.
С первыми заморозками в лесной крепости объявился Хой. Он привел с собой четырех коров и быка, а также несколько телег, заставленных клетками с домашней птицей. Его появление вызвало радостный переполох среди девушек, но, как выяснилось, радовались они преждевременно. Новости, привезенные старым варваром, были страшными. Все Приграничные замки были заняты гуярами, а их владетели вместе с чадами домочадцами были истреблены. О страшной смерти матери Эвелины и Астрид благородной Хильды Хой рассказал только Таху, Кеннету и Сигрид. Одно перечисление блестящих приграничных родов, исчезнувших с лица родной земли, повергло всех в ужас.
– Зачем же такая жестокость? – спросил потрясенный Кеннет.
– Народ должен забыть о прежних властителях, тогда он легче примет новых. Любой завоеватель стремиться подорвать волю народа к сопротивлению, а для этого надо уничтожить тех, кто способен это сопротивление оказать.
– И что же нам теперь делать? – растерянно всхлипнула Марта Саарская.
– Гнить заживо в этом чертовом лесу, – зло сверкнула глазами Ингрид. – И почему я не мужчина…
Сигрид рассказ Хоя потряс. Разом рухнули все ее надежды на возрождение Лэнда. Без владетельского сословия народ, это только стадо баранов, которых может подчинить себе любой пастух. Прав был Рекин Лаудсвильский, когда пытался сохранить и объединить в последней безнадежной попытке владетелей. Каждый пытался выжить в одиночку. Но выжили только предатели, которым теперь придется существовать с хомутом на шее. Скат Норангерский всегда был подонком. Но Свен Аграамский вроде был надежным другом, казалось, преданнее вассала еще не рожала нордлэндская земля. А Арвид Гоголандский? Он хорошо дрался с гуярами у Расвальгского брода. Одного сына там похоронил, другого еле выходил. Продали! Но почему? Может быть потому, что их Лэнд ограничивался рамками собственных земель и замков, и, потеряв их, они потеряли все, даже совесть. Владетели погубили Лэнд склоками и сварами. Гарольд хотел накинуть на них узду, но не успел. А ведь Сигрид порой выступала против мужа, и ей тоже казалось, что ущемление прав благородного сословия приведет к ослаблению Лэнда. И вот результат их совместных усилий: Лэнд в руинах, а торжествуют враги и изменники. И никакой надежды. Так зачем тогда жить?