Клан Кеннеди
Шрифт:
Разумеется, Кеннеди и его помощники не имели понятия о том, что именно в эти дни начинала развертываться советская операция под кодовым названием «Анадырь», предусматривавшая размещение на крохотном острове, находящемся всего в 90 милях от побережья Флориды, таких ракетно-ядерных сил, которые нивелировали бы стратегическое отставание СССР от США, ибо были способны сровнять с землей не менее половины американских центров экономики, политики, культуры, жизнеобеспечения, включая Нью-Йорк, Филадельфию, Чикаго, Балтимор, Атланту и родной Кеннеди Бостон. По свидетельству генерала Л.С. Гарбуза, участвовавшего в операции «Анадырь», ракеты, доставленные на Кубу, могли поразить цели вплоть до Великих озер {822} . А в этих пределах располагались все крупнейшие промышленные, административные и культурные центры восточной и расположенной
Иной вопрос, что достаточно осторожные советские лидеры, и прежде всего Н.С. Хрущев, не были откровенными авантюристами. Они предпочитали действовать тихой сапой, постепенно революционизируя и третий мир, и Латинскую Америку, используя пример Кубы как рычаг. Советский план состоял в том, чтобы завершить завоз и установку ядерных ракет на Кубе к запланированному на ноябрь 1962 года визиту Хрущева в Нью-Йорк, где он предполагал выступить на заседании Генеральной Ассамблеи ООН с выгодными для СССР предложениями о сокращении вооружений, которые бы устранили или по крайней мере сократили отставание от США в области ракетно-ядерного оружия и надежно обеспечили бы пребывание Кубы в советской сфере господства. Для этого предполагалось подписание тогда же, во время сессии Генассамблеи, союзного договора с Фиделем Кастро, который предусматривал бы «военную взаимопомощь». Одновременно намечалось объявить постфактум и без конкретизации, что на Кубе уже находятся мощные советские ракеты класса «земля—земля».
Однако воинственный Кастро и его «барбудос», вмешивавшиеся в разраставшийся конфликт, толкали Хрущева к роковому рубежу ранее намеченного им срока.
В первый момент кризиса слова Кеннеди «придется их разбомбить» были выражением общего мнения руководства. Четко его выразил генерал М. Тейлор — военный помощник Кеннеди и его связной с объединенной группой начальников штабов (вскоре он будет назначен его председателем): «Наша сила по всему миру является основой доверия, которое к нам испытывают… Если мы, как полагается, не ответим на Кубе, мы пожертвуем этим доверием к себе». М. Банди, зафиксировав эти слова в своем памятном меморандуме, написанном через полгода, запечатлел в нем не только их и первую реакцию на них президента, но и его более общую принципиальную установку: «Мы должны убрать их (советские ракеты. —Л. Д., Г. Ч.)оттуда. Нам необходимо срочно решить, как это осуществить». При этом Кеннеди поначалу придерживался мнения, что самым эффективным и, видимо, единственно возможным ответом является внезапный и мощный воздушный удар {823} .
Вскоре, однако, позиция президента и некоторых близких к нему деятелей стала более осторожной. В администрации развернулись острые споры между двумя группами политиков и военных, которые позже получили прозвища «голубей» и «ястребов». Разногласия между ними не носили принципиального характера, речь шла лишь о степени срочности военного ответа в том случае, если бы советские ракеты не были убраны без применения силы. Джон Кеннеди решил, согласно латинской поговорке, «спешить медленно». В связи с тем, что менее чем через месяц предстояли промежуточные выборы в конгресс и другие органы власти и всякое необдуманное действие могло до предела обострить внутреннюю ситуацию, изменить расстановку сил в законодательных органах в ущерб администрации, он решил до уточнения обстановки и выработки решений вести себя так, как будто ничего не произошло.
В тот же день, когда ему стало известно о советских ракетах на Кубе, то есть 16 октября, Кеннеди вылетел в Чикаго, однако тотчас возвратился в Вашингтон под предлогом простудного заболевания {824} . На борту самолета Джон вызвал пресс-секретаря Сэлинджера и передал ему клочок бумаги с надписью: «Небольшое воспаление верхних дыхательных путей. Температура 37, Г. Сырая погода, дождь. Врач советует вернуться в Вашингтон». Приняв эти слова за истину, Сэлинджер, прочитав сообщение журналистам, спросил Кеннеди: «Я надеюсь, ничего плохого с вашим здоровьем, господин президент?» Джон мрачно на него взглянул: «Если вы ничего не знаете, вы счастливый человек» {825} .
Распоряжением президента была образована группа высших политических и военных деятелей, которая обсуждала сложившуюся ситуацию и рекомендовала соответствовавшие решения и действия. Группа получила условное наименование Исполнительного комитета Национального совета безопасности. Кеннеди включил в его состав госсекретаря Раска, помощника по национальной безопасности Банди, министра обороны Мак-намару, министра юстиции Роберта Кеннеди, руководителей ЦРУ и ФБР и несколько других ответственных лиц {826} . Во временном органе были образованы две группы, рассматривавшие соответственно возможности нанесения удара по советским ракетам на Кубе (ее возглавил Банди) и альтернативные варианты (под руководством Р. Кеннеди, который одновременно руководил всем исполкомом) {827} .
Первое заседание нового неофициального органа состоялось в Белом доме под руководством президента. В следующие дни встречи происходили в других местах, главным образом в Госдепартаменте. Сам Джон Кеннеди лишь изредка присутствовал на заседаниях группы, фактически ее возглавлявший Роберт исправно доносил старшему брату ход дискуссий. По мнению Роберта, Джон «принял мудрое решение. Люди меняются в присутствии президента, и даже те, у кого сильный характер, часто рекомендуют то, что, по их мнению, хотел бы услышать президент» {828} .
Высшие военные чины, как правило, упрекали президента, министра юстиции и других авторитетных государственных деятелей в том, что они не приняли решительных мер в апреле 1961 года для оказания эффективной помощи «контрас» во время высадки в районе залива Кочинос. Они напоминали, что именно на осень 1962 года были назначены военно-морские учения, в которых должны быть задействованы крупные вооруженные силы. Обращалось внимание и на психолого-пропагандистский момент в этих маневрах, вплоть до того, что путем высадки на острове Векос недалеко от побережья Пуэрто-Рико, где существовала вроде бы вымышленная «республика Векос», ставилась задача свергнуть власть диктатора по имени Ортсак, которое означало прочитанную наоборот фамилию Кастро {829} . Кубинская проблема, по словам Т. Соренсена, превратилась за полтора года в «политическую ахиллесову пяту» {830} . Такая ситуация, естественно, осложняла положение Кеннеди в принятии взвешенных решений.
В дискуссиях Джон занимал промежуточную позицию, но всё же она была близка к взглядам тех, кто склонялся к достижению компромисса. В этом он получил поддержку министра обороны. Р. Макнамара полагал, что для США не было особой разницы между тем, разместит ли СССР на своей территории дополнительное число межконтинентальных ракет или же на территории Кубы ракет средней дальности. Более того, Макнамара уже до этого времени пришел к выводу, что отставания США от СССР не существует, что именно СССР вынужден догонять США {831} . Макнамара решительно выступал против вторжения на Кубу, полагая, что оно может привести к непоправимым последствиям, к термоядерной войне. Более того, постфактум он распространял эту свою позицию на всё американское руководство, хотя для этого не было достаточных оснований. На конференции в Гарвардском университете, посвященной 25-летию Кубинского кризиса, он говорил: «У нас не было планов вторгаться на Кубу, и я решительно выступил бы против этой идеи, если бы она возникла» {832} .
Вероятно, именно тогда в уме этого выдающегося государственного деятеля начал зреть комплекс идей, который он позже сам назвал «законом Макнамары». Формулировался он так: «Невозможно предсказать с высокой степенью уверенности, каков будет результат использования военных сил, так как существует возможность случайности, ошибочного расчета, неверной интерпретации и невнимательности» {833} . Естественно, этими мыслями министр обороны делился с президентом и его советниками. Сходную позицию занимал министр юстиции. Роберт Кеннеди, правда, рассматривал разраставшийся кризис главным образом с точки зрения того, как он повлияет на политическую судьбу его брата, в частности на очередных президентских выборах. Но и он неоднократно подчеркивал огромную опасность возникновения ядерной войны. Вспыльчивый и резкий, Роберт к этому времени стал значительно более трезвым и расчетливым в делах, связанных с международным положением США. Это не укрылось от советской разведки. В справке Первого главного управления КГБ о нем (1962 год) говорилось, что «внешне его отношение к СССР стало более сдержанным», тем более что президент использовал своего брата для налаживания неофициальных контактов с Советским Союзом {834} .