Клан Кеннеди
Шрифт:
На этом встреча завершилась. Феклисов отправился на доклад к послу Добрынину, а Скали связался с резиденцией президента, по существу дела с ним самим, ибо последовавшие затем соображения мог высказать только он в силу их неординарности и высокой ответственности лица, от имени которого был получен сигнал.
По словам Феклисова, уже через три-четыре часа Скали пригласил его на новую встречу, которая на этот раз состоялась в кафе гостиницы «Статлер». Не тратя времени даром, американский журналист заявил от имени «высочайшей власти» о следующих условиях решения Кубинского кризиса: 1. СССР демонтирует и вывозит с Кубы ракетные установки под контролем ООН. 2. США снимают блокаду. 3. США берут на себя обязательство не вторгаться на Кубу. Журналист добавил, что такое соглашение может быть оформлено в рамках ООН. Затем «Фомин» попросил Скали уточнить, что означает «высочайшая власть». Чеканя
Как это нередко бывает, в дело вмешалась, чуть было всё не сорвав, бюрократия, на этот раз дипломатическая. Феклисов написал текст подробной телеграммы о встречах со Скали и поступивших американских предложениях и попросил посла Добрынина отправить ее за своей подписью в Москву. Тот отказался, так как МИД не уполномочивал его вести такие переговоры. Феклисов отправил телеграмму своему начальнику — руководителю разведки (Первого главного управления КГБ) генерал-лейтенанту А.М. Сахаровскому, который лишь подтвердил получение телеграммы. От высшего советского руководства ответа пока не поступало {875} .
27 октября Роберт Кеннеди вновь появился в советском посольстве. А.Ф. Добрынин намеревался беседовать с ним наедине. Но неожиданно для посла в кабинет вошел А.С. Феклисов, и встреча проводилась в его присутствии {876} . Роберт заявил, что кризис продолжает быстро набирать обороты. Он поведал, что из-за сбитого над Кубой американского самолета на его брата оказывается массированное давление. Он выразил печальную уверенность, что в случае начала войны в ней погибнут миллионы американских и советских граждан. А. Феклисов вспоминает: «Р. Кеннеди сидел наклонившись и исподлобья пристально глядел на меня изучающим, а может быть, и осуждающим взглядом. Он пришел в посольство, видимо, для того, чтобы лично посмотреть на советника Фомина и удостовериться, передал ли тот послу известное предложение президента» {877} . В этом мемуарист явно фантазировал, так как Роберт Кеннеди пришел не к нему, а к советскому послу. Феклисов явно стремился максимально зафиксировать свою личную роль в улаживании конфликта, которая состояла лишь в том, что он являлся доверенной передаточной инстанцией намерений, предложений и решений высшей власти, причем в определенной конкуренции с другой линией связи — представителем советской военной разведки Большаковым.
Правительство США, продолжал Кеннеди, стремится избежать термоядерной войны и уверено, что таково же стремление правительства СССР «Среди американских генералов много таких, которые только и стремятся подраться», — не очень уважительно в отношении Пентагона и вообще американских военных заявил он. Роберт Кеннеди завершил довольно долгий монолог главным — правительство США готово дать заверения, что никакого вторжения на Кубу оно не предпримет {878} .
Советский посол перешел в наступление. Он заявил о необходимости ликвидировать американские военные базы в Турции. Посол опирался на только что полученное и направленное президенту новое послание Хрущева, в котором выдвигалось это требование. При этом Роберт Кеннеди такой возможности не отклонил. Он сказал: «Президент Кеннеди уже давно стремится вывезти эти ракеты из Турции и Италии. Недавно он уже распорядился об удалении этих ракет, и мы считаем, что после этого кризиса ракеты действительно будут вывезены». Роберт, правда, высказал мнение, что для решения вопроса о базе в Турции потребуется несколько месяцев, так как она создана решением НАТО, и будет необходима соответствующая процедура для принятия решения.
Покидая посольство, Кеннеди еще раз подчеркнул, что время не терпит, и оставил послу номер прямого телефона Белого дома, добавив, что он в эти тревожные дни постоянно находится рядом с президентом {879} .
Вечером того же дня Добрынин был приглашен к министру юстиции, который на этот раз в более жесткой форме заявил, что, если до следующего дня США не получат твердых заверений о ликвидации советских баз, «мы сами их снесем». Перед этой встречей или после нее Роберт в очередной раз повидал резидента ГРУ Большакова и повторил ему американские предложения, а также фактический ультиматум {880} .
Вечером 27 октября в Москву было отправлено письмо президента, подтверждавшее условия компромисса: «1) Вы соглашаетесь устранить эти вооружения с Кубы под соответствующим контролем Объединенных Наций и воздерживаться,
2) Мы, со своей стороны, соглашаемся — при установлении адекватного режима со стороны Объединенных Наций — подтвердить и продолжить осуществление следующих обязательств:
а) быстро устранить введенные в настоящее время меры карантина и
б) дать заверения об отказе от вторжения на Кубу». Ответ Хрущева пришел в Белый дом утром в воскресенье,
28 октября. Встречные предложения Кеннеди принимались. Хрущев выразил понимание того, что вопрос об американских ракетах на турецкой территории будет решен, но не сразу. Выражалось одобрение конструктивной роли брата президента в его контактах с советским послом.
Джон тут же направил встречную телеграмму, еще раз подтвердив все три пункта, которые содержались в предложении, переданном через советского резидента, а теперь принятые лидером СССР. Хрущев в свою очередь тут же ответил, выразив удовлетворение «чувством умеренности, которое вы продемонстрировали, и пониманием ответственности за сохранение мира» {881} .
Обмен посланиями 28 октября завершил Кубинский кризис и в то же время открыл возможность для начала американо-советских переговоров в более или менее конструктивном духе. Более того, в письме Джона Кеннеди от 28 октября содержались предложения в ближайшее время завершить ранее начатые переговоры о нераспространении ядерного оружия и о запрещении его испытаний {882} .
В ресторане гостиницы «Оксидентал» появилась и в настоящее время находится там бронзовая мемориальная дощечка с надписью: «В напряженный период Кубинского кризиса (октябрь 1962 года) таинственный русский мистер “X” передал предложение о вывозе ракет с Кубы корреспонденту телекомпании “Эй-би-си” Джону Скали. Эта встреча послужила устранению угрозы возможной ядерной войны» {883} . Текст был примитивным и весьма неточным, хотя бы потому, что предложение об урегулировании конфликта исходило не от мистера «X», а от советского лидера Хрущева и президента Кеннеди. Табличка, однако, служит любопытным артефактом благополучного завершения тяжелейшего политического кризиса, к счастью, не переросшего в ядерную войну.
Вскоре по взаимной договоренности с правительством Турции из этой страны были вывезены американские ракеты, причем Кеннеди заверил, что в случае необходимости ракеты «Поларис» на подводных лодках вполне компенсируют устранение с территории страны ракет земного базирования «Юпитер». Как вспоминал А. Аджубей, Хрущев прокомментировал это окончательное завершение кризиса вокруг Кубы циничными словами: «Ну вот, свозили туда-сюда ракеты, а своего добились» {884} .
Можно полагать, что опасность термоядерной войны в результате ракетного кризиса в том, что касалось воли государственных руководителей, была несколько преувеличенной, ибо обе стороны конфликта отлично знали силу ядерных ударов, понимали, что в войне с применением ядерного оружия скорее всего не будет победителя, а завершится она, по всей видимости, всеобщей катастрофой.
Эта катастрофа действительно могла произойти в результате какой-либо случайности, ошибки, причем не только на самом высоком уровне. Некоторые авторы, однако, полагают, что мир действительно находился на краю термоядерного апокалипсиса. Американский профессор Г. Аллисон писал: «История не знает других периодов, подобных тринадцати дням в октябре 1962 года, когда Соединенные Штаты и Советский Союз остановились у грани ядерной пропасти. Никогда ранее не существовала столь высокая вероятность, что столь большое число жизней внезапно оборвется. Если бы война разразилась, это означало бы гибель 200 миллионов американцев и миллионов европейцев. По сравнению с этим природные катастрофы и массовое уничтожение людей в ранние эпохи показались бы незначительными» {885} . Впрочем, некоторые авторы, например дипломат Р. Хилсмен, сам участвовавший в принятии решений тех дней, полагают, что Соединенным Штатам опасность не угрожала, а «вот администрации наверняка» {886} . Действительно, примерно в это время Джон Кеннеди и бывший его соперник по президентским выборам Хьюберт Хэмфри (он являлся в это время лидером фракции Демократической партии в сенате) обменялись не очень оптимистичными шутками. Кеннеди произнес: «Если бы я знал, что президентская должность настолько тяжела, я бы не отбивал у вас Западной Виргинии». На это сенатор ответил: «Я знал это, и именно поэтому вам ее отдал».