Клан Врага Народа. Антимаг
Шрифт:
Так или иначе, я всегда приходил в себя в теле человека, обречённого на скорую и крайне ужасную смерть.
Поэтому сейчас и удивился, когда пришел в сознание не в сыром подвале, а на свежем воздухе. Я снова мог насладиться восходом солнца. Услышать утреннее пение птиц.
Хотя и не курорт конечно.
Моё новое тело оказалось привязанным к столбу посреди огромной арены. Масштаб сооружения поражал. Колизей в Риме выглядел бы на фоне этой арены, как детская спортплощадка во дворике спального района.
Четыре огромные
Местечко без сомнения очень красивое.
Но сейчас больше всего интересовало другое, каким именно способом меня собирались лишить жизни в угоду и на радость кровожадной толпе.
Не случайно ведь выбрали настолько публичное место.
Так же в пользу этой версии говорило и то, что несколько десятков людей в грязных рабочих робах спешно собирали в огромные полиэтиленовые пакеты повсюду валяющиеся фрагменты человеческих тел.
Руки. Ноги. И ещё очень многое и самое разное из «прекрасного внутреннего мира» дополняло картину… там кажется чья-то печень лежит, а там…
Чёрт, да тут песок на доброй половине арены был пропитан кровью.
На ум приходило только одно, либо совсем недавно на арене проводили историческую реконструкцию одной давней народной забавы у римлян. А именно скармливание ранних христиан голодным львам.
Либо устроили демонстрацию способностей нового зерноуборочного комбайна. По какой-то причине решив, что для большей наглядности вместо початков кукурузы нужно использовать живых людей.
Зачем гадать, если можно у людей спросить, подумал я:
– Пссс… пацаны.
Но стоявшая неподалёку охрана либо решила меня игнорировать, либо попросту не услышала.
– Эй, усатый! Слышишь меня? – это я уже криком и сразу к офицеру, чтобы наверняка привлечь внимание.
Получилось.
Ох, я узнаю этот взгляд – офицер обиделся и хочет придушить. Пофиг, главное, что он идёт в мою сторону.
Подойдя ко мне на расстояние метра, усатый обернулся на своих солдат и тех как ветром сдуло. Только что были тут, и раз – уже на два десятка метров дальше стоят и прикидываются, что их вовсе не существует.
– Мне показалось или из твоей вонючей глотки донеслись какие-то звуки? – необъяснимо, но факт, от злости будёновские усы офицера встали дыбом и вспушились, как хвост у напуганного кота.
– Извиняй. Я только спросить хотел…
– Пасть закрой, дерьма кусок. Или ты настолько тупой, что ни черта ещё не понял с кем говоришь?! Ещё звук и я сделаю так, что расстрел пройдёт не совсем гладко. Вместо мгновенной смерти получишь простреленные колени и пулю в пах…
С презрением и нескрываемым наслаждением офицер плюнул мне на ботинок. И восприняв моё молчание, как безоговорочную капитуляцию, он развернулся и двинулся обратно к солдатам.
Но молчал я совсем не поэтому. Нужно было немного времени, чтобы переварить и принять его слова. Он ведь только что сказал, что меня расстреляют. Я уверен, мне не послышалось, он именно так и сказал.
– Мужики, вы просто лучшие! Я вас обожаю! – прокричал я в спину солдафону. – Спасибо вам!
Офицер остановился и развернулся. Его взгляд прыгал с меня на солдат. Он не понимал кто из нас двоих сошел с ума, я или он.
И судя по перекошенным от удивления физиономиям солдат, они тоже впервые в своей жизни столкнулись с подобным поведением приговорённого к расстрелу.
Уверен, что даже самые ненормальные психи, будучи привязанными к столбу и наблюдая перед собой вооружённую пятёрку, которая готовилась в скором времени их расстрелять, вели себя, как минимум, малость попроще.
А я же орал, улюлюкал и свистел от радости похлеще любого счастливчика, сорвавшего в лотерею джекпот. Я разве что в ладоши не хлопал, потому что не мог – был привязан к столбу.
Вояки впали в ступор, а я продолжал кричать. Вместо привычных проклятий в их адрес или бесполезных сопливо-слёзных просьб о пощаде, расстрельная команда слушала нечто совсем другое.
«Вы ваще красавчики и реальные пацаны! Уважуха!» – конец цитаты.
– С ума сошёл, – солдаты устроили между собой небольшой консилиум по поводу моего душевного состояния и вытекающего из него поведения.
– Спятил от страха, – важно подтвердил офицер, поправляя форму.
Этот идиот смотрел на меня и довольно ухмылялся. Он решил, что его грозный вид и дешевый фарс с угрозами в момент сделали меня психом.
Вот же болван.
– У меня сегодня разгрузочный день, – я расплылся в блаженной улыбке.
Окружающим было странно слышать подобное от без пяти минут покойника. Я привлекал всё больше внимания. Некоторые рабочие прекратили сбор «кровавого урожая» и молча пялились на меня.
Офицер снял свой головной убор и, недвусмысленно вздохнув, почесал затылок. Ему точно будет, что рассказать сегодня в баре за парой пива своим друзьям.
– Ну вы чего такие кислые? – крикнул я солдатам, не в силах сдерживать радость. – Умер что ли кто? – Не дождавшись ответа я обратился уже к рабочим, взглядом указывая направление. – Ребят, смотрите, во-о-о-н там. Из песка торчит. Вы кажется чью-то ногу пропустили. Или это рука. Мне отсюда плохо видно.
Сборщики тоже решили, что я рехнулся. Ну и пусть.
Несмотря ни на что я-то знаю, что по-прежнему оставался абсолютно психически здоровым человеком. Хоть у меня и не было подтверждающей это справки.
Для меня только одно являлось сейчас главным, трибуны арены были ещё абсолютно пусты. Пока арену не заполнит кровожадная толпа, жаждущая хлеба и зрелищ, и моей смерти конечно, до этого момента я буду жить.
А по меркам всех моих предыдущих коротеньких жизней – это какой-то праздник!